И я наклоняюсь к ней.
И с трудом верю самому себе, потому что вместо того, чтобы предложить поехать ко мне, я сообщаю, что мне пора.
Блондинка смотрит на меня, как на идиота.
Бармен смотрит на меня, как на идиота. И еще пара посетителей рядом.
А я и есть идиот Из тех придурковатых фанатиков, которые не моют руки после прикосновения к кумиру.
Я не святоша, не решил блести целибат. Просто все еще чувствую вкус Настиных губ на своих губах. Все еще ощущаю ее горячее тело, распластанное под моим. Высокую, большую грудь, твердые соски. Вкус ее оргазма все еще настолько явен, что мой язык просто не может почувствовать что-либо другое.
А ее стоны вытеснили почти все в моей голове, кроме горького «нет».
Я понимаю, что так будет не вечно. Что в один прекрасный момент найдется блондинка или брюнетка, или рыжая, на чей призыв я отвечу.
Но не сегодня.
Сегодня я просто ухожу из клуба и еду домой один.
Хотя, почему один?
Со мной мои воспоминания. Они только и могут заполнить ту пустоту, что образовалась с ее уходом.
Настя ушла и забрала частичку меня. Будто лишила половины органов, и я теперь хуже слышу, хуже вижу, хуже дышу. Дышу собственным одиночеством; и если у него есть запах — именно его я и чувствую.
Дома пусто.
И тихо.
Лишь отголоски моих молчаливых прошлых криков.
А может стоило выбить звуковой волной эту дерьмовую реальность, надеясь, что она расколется и отступит? И предоставит мне еще один шанс?
Интересно, Настя может слышать мой крик?
И если да, то почему не обнимет? Не возьмет в свои объятия? Не вытащит меня из этой черноты?
Я не включаю свет. Зачем? Внутри меня настолько темно, что не спасут даже дизайнерские лампы. Гадское чувство, что раз ее нет рядом, значит нет вообще ничего. Чувство, от которого я когда-нибудь избавлюсь. Как и от чувства вины. От них устаешь.
Как и от любой погони за призраками.
Но сегодня ночью все мои призраки здесь. Бьются каплями воды из душа. Смотрят на меня из открытых окон. Жалят своими поцелуями и прикасаются летним ветром.
Как ни странно, успокаивают.
Это похоже на смирение. Я даже уверен почти, что это смирение. Но спустя несколько дней понимаю, что до смирения мне далеко.
Чувства, дурившие мне кровь столько времени, схлынули, обнажив до сухости морское дно. На котором как под микроскопом можно было теперь разглядеть молекулы моих настоящих желаний.
Всего того, что я действительно собирался потребовать — и получить — от жизни.
И на горизонте уже сверкали молнии и поднималась волна.
— Документы на подпись, — помощник максимально нейтрален. Старается. Смотрит в сторону. Я неожиданно понимаю, что он не так уж и плох.
Хм, надеюсь не дойду до той степени маразма, чтобы сообщить ему об этом. Ни к чему.
Это нормально, что прячу свою человеческую сущность и кровоточащие раны под костюмом индивидуального пошива. Английская шерсть, шелковая рубашка. Для окружающих я оборотень, выгрызший свою империю из провальной, казалось бы, ситуации, и теперь с удовольствием насаживающий на кол своих врагов. И перебежчиков.
И правда с удовольствием — я не пытался оправдаться мнимой местью. Мне не впервой было не только строить, но и ломать тех, кто позарился на мою стройку.
Не многие меня знают другим. Только те, кто был со мной достаточно давно, и кто был достаточно умен, чтобы не думать над этим и не показывать, что они знают.
Что я могу ошибаться. И у меня могут быть слабости.
Единственная слабость. Настя и ее крохотная кукла, к которой я тоже привык. И даже скучал немного.
Слабость, которая легко превращалась в силу, сносящую все на своем пути, стоило бы кому-то попробовать их обидеть. Я ведь даже себя наказал за ее обиды, что уж говорить про остальных?
Я сразился с собственными демонами — и почти сдох. И я готов был сражаться снова и снова…
Готов ли?
— Вас ждут в конференц зале, — осторожно напомнила моя тень. — Главы отделов, представители…
— Я помню, — резко кивнул и встал.
Подумаю обо всем позже.
Но позже не наступало.
Гроза приближалась вместе с ужасающей волной, готовой обрушиться на берег и смыть все цивилизованное, что народило там человечество.
Я слушал краем уха отчеты, споры, даже говорил что-то — и вполне попадал в тему — а в голове все крутились образы прошлого.
Я пытался понять — там есть за что зацепиться? Может быть я просрал где-то шанс, не заметил его? А может наоборот, все придумал, и не было со стороны Насти ничего, за что стоит цепляться?
Мне не нужна была ни ее жалость, ни глупая вера в то, что меня можно переделать. Мне нужна была она. Со всей ее жаждой, независимостью, иронией, требовательностью и язвительностью. Без мишуры. Без розовых сердечек.
И я ее получу.
Понял, о чем подумал, и чуть не расхохотался. И как ты это сделаешь, Веринский? Разве ты не собирался дать ей самой выбирать?
А как же уважение ее решений? Отпустить на свободу, раз любишь?
В жопу их.
Оставлю это для хороших мальчиков. А я злобный мудак и собираюсь забрать свое сокровище любым способом. Не знаю как. Я найду варианты.
Влюбить в себя, если она не влюблена еще. Вырвать громкое «да», если она намерена сопротивляться. Встать в осаду вокруг ее дома и потребовать выдать королеву.
Может, я когда-нибудь и остановлюсь. Но только тогда, когда пойму, что сделал все, что мог. И что не мог тоже.
Я почти весело смотрю на подчиненных и сотрудников других компаний и вижу, как их корежит.
Веселый «испанец» — это слишком непривычно им. Пугает.
Ничего, напуганные они двигаются и думают быстрее.
Живо включаюсь в разговор. Я намерен покончить с ним, а потом отправиться покорять Эверест. Потому что пусть уж лучше я буду когда-нибудь рассказывать своим внукам, что их бабушка была той еще сукой и заставила танцевать перед ней с бубном, чем у меня вообще не будет внуков.
Телефон тренькнул.
И как я его услышал? Хрен его знает. Отметил на краю сознания, что тренькнул, а потом…
Замер.
У меня в настройках далеко не на всех пользователей стояли уведомления. Точнее, стояли только на двоих. А помощник был сейчас здесь. И это значит…
Я осторожно достал смартфон и разблокировал его.
«Привет».
Вдох-выдох.
