Ко всему прочему, месье Маруа словно бы задался целью удивить: после более чем сердечного приветствия павлин невозмутимо отправился распускать хвост перед другими гостями. Солнышко удивился не меньше меня. По сравнению с заверениями в дружеской вечной привязанности подобный поворот показался несколько обескураживающим.
— Он буквально божился, что не проживет без тебя этот вечер, — пробормотал ошарашенно Арджун, глядя в спину удаляющемуся галатийцу.
— Очевидно, он лукавил, — фыркнула я. В какой-то мере подобное пренебрежение даже уязвляло. Морально я готовилась изображать неприступную твердыню… Вот только — какая незадача! — завоеватель посчитал возможным помахать ручкой и продефилировать мимо.
Все-таки напор Маруа льстил куда больше такого вот равнодушия. Сама поражалась собственной непоследовательности. Отбиваться от настойчивых поклонников все-таки куда приятней…
Впрочем, как бы ни относился ко мне Филипп Маруа, через час он вернулся к прежней тактике мягкого, но уверенного напора. Когда я уже сжилась с мыслью, что нынешний вечер проведу под боком у местных дам, впитывая последние сплетни высшего света, как хозяин дома решил перейти к активным действиям. Надо сказать, «оружие» месье павлин подобрал с умом и толком.
Мне в руки лег букет белых георгинов, огромных, душных… На подобное подношение уставились вообще все присутствующие до единого.
— Стало быть, никаких обещаний, месье Маруа? — растеряно пробормотала я, глядя на такой поистине красноречивый дар. Не сказать, чтобы выбор цветов можно было счесть лестным.
Мужчина с ироничной улыбкой кивнул, помогая мне встать с дивана, и увлек в сторону от гостей под недоуменными взглядами десятков глаз.
— Я не чураюсь лукавства, но обман мне отвратителен, мадемуазель Стоцци. Мое признание совершенно искренне, как и моя симпатия.
Найтись с ответом так легко не удалось.
— Что же, месье Маруа, я ценю вашу искренность. Надеюсь, и вы примите от меня цветы, — произнесла я после нескольких бесконечно длинных секунд раздумий.
О, я знала, какие цветы хотела вручить Филиппу Маруа и посмотреть на его лицо при этом.
Вручать Маруа спустя четверть час собственноручно заказанные гортензии оказалось невыносимо приятно. Я чувствовала, что месть моя свершилась и принесла огромное удовольствие.
— Как тонко, мадемуазель, — протянул галатиец принимая букет, заказанный мной. — Выразить свое безразличие более изящно, вероятно, мало кому удастся. Признаться, я тронут тем, что вы уделили столько внимания тому, чтобы выказать свои чувства. Или их отсутствие.
Тот невероятно неловкий момент, когда выяснилось, что все усилия пропали зря. Да, Филипп Маруа оказался совершенно прав: кто станет выражать безразличие, прикладывая столько стараний?
Уже к середине вечера я чувствовала себя совершенно потерянной. Не так часто удавалось кому-то обвести меня вокруг пальца, если речь шла о флирте… А наш сиятельный месье еще и по носу щелкнуть умудрился, и на место поставить. Определенно, для меня опыт оказался нов… И не особенно приятен. Георгины у меня приняла милая горничная, поставила их в вазу и расположила прямо передо мной на чайном столике — так просто из головы произошедшее не выкинуть. Как хорошо, что наше с Маруа объяснение происходило без свидетелей, и подробности пока никому неизвестны. Однако ни слепых, ни идиотов вокруг не имеется, а злосчастные георгины — вот они, у всех на виду, можно строить любые теории, безразлично, насколько абсурдные. Кто же, в самом деле, отвергнет ухаживания такого блестящего кавалера? А сам месье Маруа держался поодаль, не пытаясь хоть как-то надавить. Обозначил намерения — и с абсолютной невозмутимостью отошел в сторону, оставив меня наедине с собственными мыслями. А заодно смятением и белыми георгинами. Показывающий украдкой большой палец Арджун, довольный сверх всякой разумной меры, так вообще преизрядно бесил. Вольно ему подсовывать меня словно какую-то… гетеру. Маруа ведь не за ручки со мной держаться желает, мужчины в его возрасте и при таких замашках не довольствуются платоническими отношениями.
— Как погляжу, наш дорогой Филипп вами совершенно очарован, — выразила общественное мнение мадемуазель Гриотто, что тоже была среди приглашенных. Стоит отметить, ни малейшего признака досады в её голосе я не заметила.
Все-таки эти их запутанные любовные отношения выходили за рамки моего понимания и того, что в Вессексе почитали приличным.
— Вы так считаете? — переспросила я с легким недоумением.
Адель затрепетала длинными ресницами — словно бабочка крыльями взмахнула.
— Все так считают, мадемуазель Стоцци, — сообщила невозмутимо Адель Гриотто. — Филипп приглашает вас при каждой возможности, устраивает экскурсии по столице, везет на пикник. Столько знаков внимания — и все вам одной. Наш Филипп, разумеется сама галантность во плоти, однако, право слово, даже для него подобное — нечто из ряда вон.
Признаться, после таких откровений я как-то самую малость растерялась и даже смутилась. Быть особенной мне, разумеется, нравилось, однако не в такой ситуации и не с таким поклонником.
— Вместе со мной всегда получает приглашение и Арджун, — напомнила я, как обстоят дела на самом деле. Маруа с самого знакомства не пытался отделить меня от Солнышка. Бхатии разве что цветов не дарили… Ну и шампанским не поили… Но в остальном — все ровно то же самое! Хотя, судя по скептицизму во взгляде Адель Гриотто, не так много людей готово было разделить мою точку зрения.
Филипп Маруа мог таскать за собой всю мою семью и весь дипломатический корпус Вессекса заодно, однако все равно говорили бы, что ухлестывает он за мной.
— Я вовсе не желала такого сильного интереса со стороны месье Маруа, — смущенно пробормотала я.
Не хотелось бы сцепиться с галатийскими прелестницами за приз, который мне вовсе не нужен.
— О, дорогая, тут от вас зависит очень мало! Филипп как стихия. Он делает, что пожелает, и противостоять ему невозможно.
«А вот мы еще поглядим», — мрачно подумала я про себя, продолжая умильно улыбаться.
Право слово, чересчур много благоговения перед обычным по сути своей человеком. Филипп Маруа безусловно умен (тут Лефевр кривил душой, умаляя достоинства неприятной ему персоны), обладает лоском, что приобретается в высшем обществе, однако все это не делает его по-настоящему уникальным или неотразимым. Бывали у меня поклонники и куда эффектней месье Маруа.
— И что же, перед ним никто не может устоять? — уточнила я, все-таки не сумев не подпустить в голос сарказма.
Адель Гриотто изящно пожала тонкими плечами и на мгновение нахмурилась, очевидно, пытаясь вызвать в памяти образ тех безумных женщин, которые отказали самому месье Маруа.
— Пока не устоял никто, мадемуазель Стоцци. Филипп с юности обладал особой гипнотической привлекательностью для женщин.
Видимо, в Галатии чрезвычайно странные женщины.
