К премьер-министру подходили поздороваться все присутствующие чиновники ранга, который по протоколу позволял пожимать руку главе государства, из-за из плеч выглядывали сошки помельче, часть из которых также получила свою долю внимания от месье Мерсье. Я краем глаза выискивала Маруа, ни капли не сомневаясь в том, что он не устоит перед желанием погреться в лучах чужого влияния, однако павлин словно бы растворился в толпе людей и появляться он не спешил, словно приход главы Галатии трогал его не больше, чем прошлогодний снег.
Посол Эренхард тоже поспешил поприветствовать премьер-министра Мерсье, и казался наш начальник донельзя воодушевленным.
— Выборы в следующем году, у Мерсье шансов нет вообще никаких, — прокомментировал едва слышно Солнышко. Впрочем, это-то я и так знала, второго срока нынешнему главе Галатии не видать. И я с какой-то злорадно подумала, что дело тут вовсе не в том, что он светлый маг. Просто… просто не самый умный политик, вот и все. А еще ему категорически не везло, причем абсолютно во всех начинаниях.
Я на мгновение представила, что на кресло премьер-министра решил претендовать Филипп Маруа и только чудом не расхохоталась, в красках представив его наверняка… блестящую предвыборную компанию. Павлин был не из тех, кому власть к лицу.
Надо будет прикинуть для общего развития, кто может стать премьер-министром после Мерсье, в конце концов, если я застряну за компанию с Арджуном в Галатии надолго, стоит знать как можно больше о грядущих политических перспективах этой страны, хотя мне уже начинало казаться, что и возвращение на родину стало вполне себе возможно.
Что было забавно, так это то, как темные (по крайней мере, те, про которых я точно знала, что они темные) держались с премьер-министром без того флера легкой подобострастия, что так или иначе, но проявляет себя, если приходится иметь дело с людьми наделенными властью.
— Вокруг Мерсье только светлые? — украдкой спросила я у Арджуна. — Я правильно понимаю?
Солнышко кивнул. Его брови едва заметно сошлись на переносице. Не угрюмость, для демонстрации таких эмоций Арджун Бхатия был слишком хорошо воспитан, однако легкий намек на нее.
— Пожалуй, что так. У темных магов тут своя атмосфера. И, возможно, свои цели, — тихо произнес Большой брат и отбуксировал меня к одной из групп дам. Среди которых большинство точно светлыми не были.
А что если поведение темных чем-то обусловлено? Если для них власть премьер-министра — просто… красивая декорация, которую выставляют напоказ для чужаков? Если мое предположение имеет хоть какое-то отношение к действительности, то кто же на самом деле правит темными магами, пока весь мир видит парламент, правительство, премьер-министра?
Если додумалась я, начал ли что-то подозревать Солнышко? Я бы скорее предположила, что да. Арджун Бхатия был большим специалистом по части интриг и наверняка что-то почуял. Быть может, поэтому он так активно втирается в высшие — и темные! — круги Галатии? Когда речь заходила о нашем треклятом Солнышке, мы всегда верили в его сверхъестественную проницательность и необоримое коварство. Здравый смысл подсказывал, что порой таланты Большого брата мы все-таки переоцениваем, но отношения с ним давно уже стали своеобразной религией для нас, которая имела чрезвычайно мало отношения к логике и разумности.
Слушая последние светские разговоры (ни в коем разе не сплетни, ведь сплетни — это так неприлично) я могла размышлять только о том, кто в действительности может держать в руках власть в Галатии. Наверняка это темный маг, темный и сильный маг.
— Вы сегодня так задумчивы, мадемуазель Стоцци, — прощебетала Адель Гриотто с искренней озабоченностью. Она вообще оказалась девушкой невероятно сердобольной и любила творить добро в массовом порядке. Поэтому, когда ее не захватывала волна вдохновения, Адель посвящала свое время и силы благотворительности.
— Быть может, вам нехорошо? — спросила мадемуазель Гриотто, и я ни капли не сомневалась, что стоит мне только ответить «да», как мне тут же достанут лекарство, отправят домой и даже целителя вызовут. И все это абсолютно от чистого сердца.
В каком-то смысле Адель напоминала мне Джейн Лестер своей добротой и стремлением помочь ближним.
— Нет-нет, всего лишь немного устала, — искренне улыбнулась я, испытывая к галатийской приятельнице сильную приязнь. Вообще, все любовницы Филиппа Маруа на удивление мне нравились.
— Вероятно, у вас много дел, — сочувственно покивала головой Адель, мадемуазель Фурнье и мадемуазель Маре тоже выразили мне поддержку, предложили выпить еще бокал шампанского, кто-то выдвинул идею посидеть в гостиной и обсудить чисто женские проблемы.
Я, поразмыслив, пришла к выводу, что мне действительно не помешает немного развеяться с приятной компании. Без мужчин под боком.
— Месье Мерсье сегодня явился просто неприлично поздно, — повздыхала мадемуазель Маре, после того, как мы нашли подходящую для дамских посиделок. Туда нам даже чаю и закусок принесли. — Такая жалость, что он все больше забывает о приличиях.
Я замерла, не зная, стоит ли мне вообще хоть что-то говорить по этому поводу.
— Не будьте настолько строги, моя дорогая, — с улыбкой покачала головой Адель Гриотто. — В конце концов, нашему премьер-министру пришлось много потрудиться, чтобы стать частью высшего общества Галатии. Месье Мерсье человек талантливый и удивительно целеустремленный.
И снова я решила не открывать рот, чтобы высказать свое мнение о премьер-министре Галатии. Как по мне, уже о много говорит возраст мадам Мерсье, которая составляла с мужем просто чудовищный контраст. Я знала людей, которые искренне верили, что молодой возлюбленный или возлюбленная — это возвращение собственной молодости, но мне самой всегда казалось, что так можно только подчеркнуть собственное увядание.
— Все верно, — поддержала приятельницу Эвелин Фурнье с искренней и теплой улыбкой. — Месье Мерсье выходец и бедной семьи, ему пришлось приложить немало усилий, чтобы добиться таких высот.
Однако Диана Маре (в целом, девушка вполне добросердечная, однако при этом отличающаяся и четкостью собственных суждений, которая сочеталась даже с некоторой резкостью, почти неприличной) не спешила амнистировать премьер-министра только из-за его более чем простого происхождения.
— Тем больнее ему с этих высот будет падать, — пожала плечами мадемуазель Маре, поджимая губы. — Вы же отлично понимаете…
Тут Диана закатила глаза и душераздирающе вздохнула, словно бы у нее не хватало слов, чтобы, как и полагается, описать ситуацию корректно.
— Наш дорогой Дамьен пребывает в абсолютной уверенности, что премьер-министр полностью уничтожил свою репутацию, заодно утянув за собой и собственную партию. А Дамьен получает только самую достоверную информацию, — протянула с весомой долей веселости Маре. — Впрочем, кажется, мы только зря утомляем нашу дорогую вессексую подругу.
Я только руками взмахнула, давая понять, что меня подобные разговоры нисколько не утомляют, скорее уж, наоборот, мне чрезвычайно любопытно было послушать про уверенность «нашего дорого Дамьена», который, видимо, был Дамьен Эрбле. Но по какой причине он вдруг «получает только самую достоверную информацию»? Эрбле уж точно не относится к великим знатокам политической ситуации в стране и мире, он ведь фактически тусовщик, представитель той самой пресловутой «золотой молодежи», которая ведет паразитический образ жизни, пользуясь семейными деньгами. Дамьен представлялся мне существом позитивным, дружелюбным, даже добрым, пожалуй, однако при всем при этом совершенно бесполезным и даже чуточку бестолковым. На его фоне даже месье с блестками, Филипп Маруа выглядел кем-то серьезным и основательным.
