Ему было около тридцати, или больше, или, напротив, меньше. Внешность синьора Лакорте была столь заурядна и лишена особых примет, что уцепиться хоть за что-нибудь взглядом не представлялось возможным. Небольшие светлые глаза, серые, или голубые, нечеткий рисунок бледных губ, круглое мягкое лицо, нос уточкой, льняные волосы коротко острижены, прикрывают уши и касаются кончиками воротника черного камзола.
– Вы можете говорить?
Я молча кивнула.
– Будете плакать?
Я покачала головой.
– Хотите пить?
Я пожала плечами.
Οн поднялся, вышел из кабинета, вернулся с медной кружкой, полной воды. Мои зубы отбили дробь о ее крaй.
– Благодарю.
Кружку прокурор мне не оставил, передал ее кому-то за дверью, вернулся за стол и принял допросную позу, с локтевым упором и ладонями шалашиком.
– Итак?
– Синьора Муэрто действительно погибла?
– Разве вы этого не желали?
– Никогда.
– Α, если бы желали, как бы действовали?
– Не с помощью саламандр, – фыркнула я. – Мне бы хватило ума избегать всего, что связало бы убийство с фамилией Саламандер-Арденте. От яда я, положим, тожe отказалась. Хотя, ядом можно было бы пропитать страницы книги о путешествиях, которую матушка любит читать. Любила…
Я почувствовала, как по щекам текут слезы, стряхнула их, мотнув головой, шмыгнула носом:
– Продолжать?
Прокурор после паузы спросил:
– Кто рассказал вам о таком способе отравления?
– Никто. Я только что его изобрела. Разве он не логичен? Книжные страницы часто слипаются и читатель облизывает пальцы, чтоб было удобно листать. Так яд проникнет через рот. Иногда острый край страницы режет пальцы, в таком случае яд попадет сразу в кровь, и, наверное, будет действовать несколько быстрее.
Синьор Лакорте опустил руку под стол. Скрипнул выдвижной ящик и на свет появился лист бумаги, свинцовый карандаш прокурор извлек из внутреннего кармана.
– Какой именно яд вы бы использовали? – Он быстро писал и задал вопрос, не прерываясь. – Название?
– Не уверена, этот вопрос я не изучала. Наверное,тот, который обладает растянутым по времени действием.
– Почему?
– Чтоб в момент смерти жертвы отсутствовать,чтоб отвести подозрения.
– Великолепно, – пробормотал прокурор себе под нос.
– Обращайтесь, – разрешила я. – Злодейские планы – мое кредо.
Он сложил исписанный лист и спрятал его в карман, достал из ящика другой.
– Если бы вы все-таки воспользовались саламандрами, дона догаресса…
– Никогда! Я Саламандер-Арденте, моя семья занимается разведением этих чудесных ящериц уже несколько поколений. Огненные саламандры – наш хлеб, наш символ, наше благосостояние. Использовать одну из них для убийства – непростительный грех.
– Ваши питомцы часто впадают в безумие?
– Это самые покладистые и дружелюбные создания во всех обитаемых мирах.
– И все же.
– Иногда. Самцы. В период брачных игр, - я говорила, а волосы на моей голове шевелились от подступающего ужаса.
Каминная саламандра в спальне матушки была самцом, Чикко пришла с ним поиграть, видимо, развлечение ей наскучило, и кавалер попытался следовать за ветреной подружкой, саламандры не могут покинуть огня самостоятельно, но этот, наверное, смог.
– Отчего они могут взорваться?
А ведь был взрыв. Я его слышала, но приняла за фейерверк. Предположим, кто-то накачал ящерицу взрывчатым веществом…
Прокурор повторил вопрос.
– Помолчите, - прикрикнула я. – Вы мешаете думать.
Так-так… Ну хорошо, чисто теоретически, я надеваю перчатки, достаю из камина саламандру, опускаю ее в футляр,та засыпает. Левой рукой я разжимаю ей челюсти, правой – сыплю в глотку… ну, например, порох. Ба-бах! Оскoлки футляра летят мне в лицо. Порох воспламенился от внутреннего жара саламандры.
– Это невозможно, – сообщила я прокурору. – Если был взрыв в камине, взрывчатку подложили непосредственно в него.
– Каким образом? Злоумышленник тогда подорвался бы одним из первых.
– Она могла находиться внутри полена, - предположила я. – В выдолбленном углублении. Дерево прогорело не моментально, вещество вступило в контакт с огнем, взрыв, но преступник слышит его уже с безопасного расстояния.
Карандаш быстро скрипел по бумаге, синьор Лакорте бормотал «чудесно» и «великолепно», слегка раздвоенный кончик его носа подергивался.
Болван. Устроил мне допрос, когда Чезаре нужна поддержка и помощь. Дож раздавлен, он потерял мать. Моя скорбь, в сравнении с его, ничтожна. Мы выясним личность преступника, осудим его и покараем.
Малышка Чикко, выжила ли при взрыве она? Спросить? Нет. Пока допрос касался лишь каминңых саламандр, о том, что маджента во время взрыва была с синьорой Маддаленой, совету Десяти, кажется, неизвестно.
Прокурор продолжал спрашивать. Теперь его интересовал наш с супругом визит к тишайшей свекрови.
– То есть, дона Филомена, когда вы покидали спальню, синьора Муэрто находилась в кровати?
Я отвечала, что да, в постели, но собиралась вставать,чтоб переодеться к предстоящей прогулке в компании его серенити и моей. Что мы с тишайшим Муэрто отправились в его гардеробную,и что весть об ужасном событии принес нам секретарь дожа синьор Копальди.
Лакорте серьезно кивал, но пометок ңе делал. По моим внутренним ощущениям, я находилась в кабинете уже более двух часов. У меня болела спина и затекли конечности, а голос стал хриплым и ломким. Мне ещё несколько раз приносили попить, но дела это не поправило. Я кашляла и сипела.
Наконец прокурор сообщил, что что решение о моей дальнейшей судьбе примет его серенити лично, свернул в трубочку свои записи, встал, поклонился и вышел.
Что? Решение о судьбе? Я не ослышалась?
Дверь оказалась заперта, мебель – приколочена к полу гвоздями, окон попросту не было. Можно было извлечь ящик письменного стола и колотить им до посинения, но я рухнула на свой стул и расплакалась.
Поздно, дурочка, рыдать нужно было при синьоре Лакорте, требовать встречи с супругом,изображать обморок и нервный припадок. А ты отчего-то решила демонстрировать стойкость. Вот и сиди теперь, жди неизвестно чего.
Наверное, я, обессилев, задремала, или, скорее, впала в тяжелую сонную одурь. Когда повернулся ключ в замке, я испуганно вскочила.
– Дона Филомена, - церемонно проговорил появившийся на пороге синьор Копальди, - вас ждет его серенити.
