— Вино будешь, Ледышка?
— Нет, — ровным тоном отозвалась я.
— Лимонад? — Ган спрыгнул с подоконника, и я кивнула:
— Если можно…
Кузен, двигаясь по залу с ленивой грацией, подошел к столу, наполнил один из кубков освежающим напитком и направился ко мне. Стоя спиной к Фрону и Беккит, которые все еще были увлечены друг другом, Ган передал мне кубок и подмигнул. Я на это никак не отреагировала, сделала глоток, а затем вздрогнула, так как Фрон внезапно зарычал, словно дикий зверь, заставляя меня содрогнуться от отвращения. Пока кричала королева я, отвернувшись в сторону, пила лимонад крупными глотками и смотрела на задумчивого Ганнвера.
И вот со стороны стола послышалось шевеление, а после ненавистный голос произнес:
— Повернись, Ледышка, мне нужно видеть твое лицо!
Исполнила требование Беккит без лишних споров — сейчас я была не в том положении, чтобы отстаивать свои права. Здесь у меня были только обязанности!
— Подойди! — зеленые змеиные глаза, блестящие в свете солнечных лучей, как самые дорогие изумруды, впились в мое лицо, наверняка бледное.
— Ум-м? — Беккитта, не отрываясь, смотрела, как я приближаюсь к креслу, в котором она сидела.
Фрон тоже наблюдал за моим приближением, одновременно с этим объедая куриную ножку. Устал бедняга! Захотелось плюнуть в его масляную физиономию.
— Стой! — последовал очередной приказ королевы-змеи.
Я замерла в трех шагах от стола. Беккит продолжала разглядывать меня, а потом вдруг изрекла:
— Ган!
— Да, Золотце! — с показательной готовностью отозвался он.
— Подойди к нашей Ледышке! — опять потребовала Кровавая королева.
Ганнвер, чуть помедлив, повиновался и остановился напротив меня. Я буквально кожей ощущала исходящие от брата волны ярости и напряжения, в то время, как внешне он оставался абсолютно спокоен.
— Сними с нее платье! — велела в очередной раз Беккитта, и я увидела, что губы Гана сложились в тонкую линию и побелели.
— Я сама, — пискнула, чтобы не позволить кузену сорваться и испортить все, чего мы с таким трудом добились за эти пять лет проживания в Золотом замке.
Сложностей с раздеванием не возникло — всего-то и нужно было, спустить бретели с плеч, а там платье само соскользнуло к ногам. Ганнвер смотрел на дверь за моей спиной и лишь сильнее сжимал зубы, а в его серых глазах все ярче разгорался красный огонек, показывающий, насколько кузен разозлен. Я обеспокоилась — если дать этому огоньку заполнить всю радужку, то Ган потеряет контроль над своей магией. Это чревато тем, что он превратится в чудовище, коих много за Разломом.
Это южане считают, что за огненной рекой Меб нежить существовала во все века, и только мы, северяне, ведаем, как обстоят дела на самом деле! Любой из жителей Ар-де-Мея может превратиться в чудовище, и это значит одно — каждый представитель нежити когда-то был человеком.
Отступила чуть в сторону, чтобы не мозолить глаза брату своей наготой и смело взглянула на Беккит и ее первого любовника.
Солнечные лучи услужливо осветили мое тело, показывая во всей красе синяки и царапины, оставленные на нем ночью эрт Глессом. Да! Я была сильной целительницей, могла изгнать любую тьму, окутавшую человеческое тело хворью, могла спасти от смерти, но только не себя! Саму себя я излечить не могла — такова была плата за дар, ниспосланный Некритой — Хранительницей всех, кто обладает магией.
— Так я и думала! — зловеще процедила королева.
Я безмолвно взирала на стену позади нее, ожидая неминуемого приговора.
— Куда ты спрятала тело? Или это была не ты, а твой сообщник? Скажи нам, кто он! — в речах Беккит сквозила неприкрытая угроза.
Глядя мимо нее, я равнодушно повела оголенными плечами.
— Молчишь? — угрожающих нот в ее голосе стало заметно больше. — Молчи! — а улыбка походила на оскал. — Ган! — последовал окрик, и я вздрогнула.
— Что? — заледеневшим голосом откликнулся брат.
— Целуй ее! — Беккитта опять приказывала, а ослушаться ее никак было нельзя, и мы оба с Ганнвером это знали.
Он снова встал передо мной, и мое беспокойство усилилось в разы — зрачок в серых очах напротив стал огненно-красным.
Глубоко вдохнув, я поймала растерянный взгляд кузена — своей единственной надежды на спасение, своей опоры в этом зыбком болоте. Потому что без его крепкой руки и ободряющего взгляда я бы уже сдалась.
— Ган, поторопись! — королева-змея ожиданий не любила.
— Прости, — шепнул мне Ганнвер, наклоняясь к моим губам и опуская руки на мою талию.
Пальцы его рук были ледяными, не смотря на то, что за окном светило весеннее солнце, и я боялась даже предположить, о чем сейчас думает кузен. Сама вспоминала мгновение, когда первый раз сошла на Золотой берег с корабля, забравшего меня из Ар-де-Мея. Напуганная, одинокая, несчастная, оторванная от дома, тощая девчонка с каштановыми косами двигалась в свите Кровавой королевы, пряча большие голубые глаза, и вздрагивала, когда из толпы доносились угрожающие выкрики:
— Дикарка!
— Северная хмарь!
— Зачем она здесь?
— Сжечь ведьму!
Беккит, ухмыляясь, время от времени выглядывала из паланкина и снисходительно смотрела на то, как я трушу рядом, опасаясь, что если отойду, то меня закидают камнями. И вдруг среди этого кошмара в толпе мелькнул знакомый каштановый, отливающий на солнце рыжим, коротко стриженый затылок. Моргая, чтобы прогнать ненужные слезы, ослепленная слишком ярким солнцем, я до рези в глазах вглядывалась в толпу. Сердце екнуло — Ган! Откуда? Он подмигнул и улыбнулся мне разбитыми губами. Тогда я еще не знала о том, что пережил брат, следуя за мной. Теперь представляла, потому что Ганнвер никогда не рассказывал мне об этом. Я могла только догадываться, что испытывал четырнадцатилетний парнишка, который сначала преследовал отряд, увозивший меня из разрушенного Хрустального города, а затем обманом проник на один из кораблей непобедимой армады под знаменами королевы-змеи. Спустя год Ган очутился в замке — сначала был слугой при кухне, а потом попал в королевскую спальню, в коей пребывал уже два года, нежно нашептывая ночами Беккитте то, что выгодно нам. Осторожно, по мелочам — так, чтобы Кровавая королева считала, будто это она сама принимает решения.
— Золотце! — Ганнвер оторвался от моих губ, огонь в его глазах почти угас. — Не мучай меня, а? Это же Ледышка! — сплюнул мне под ноги, продолжая играть свою роль. — Она и целоваться толком не умеет!
— Так давай научим! — рассмеялся Фрон, и зрачок в очах Гана разгорелся с новой силой.
Я снова поймала взгляд брата, мысленно умоляя взять себя в руки, молчаливо напоминая о том, что может случиться, если он сейчас не сумеет сдержать рвущийся наружу гнев. Вампир, оборотень или кто похуже — вот в кого превратиться Ганнвер, и его убьют, потому что от брата останется лишь оболочка.
