— Конечно. Мы были соседями когда-то. Клаус старше меня на семь лет, жил с теткой и кузеном, а я с родителями. Клаус съехал от своих, когда ему исполнилось пятнадцать, и с тех пор я его не видел.
— А Фредди?
— Он тоже сменил место жительства, но не навсегда. Когда его мать умерла, вернулся на Краузе.
— Я слышала, он тоже скончался?
— Да. Недавно совсем, недели три назад. А твой дед как поживает?
— Он тоже умер. Второго октября.
— Хм… — Георг задумался. — Уж не в один ли день кузены на небеса отправились?
— Нет, Фредди раньше, — услышала Бетти за спиной и обернулась. В дверях она увидела стройного молодого мужчину в элегантном пальто. — Здравствуй, Георг. Мне как обычно. — Подойдя к прилавку, он встал рядом с Бетти. — Разрешите представиться, Герхард Хайнц.
— Элизабет Олдридж. Вы внук Фредди?
— Сын.
Бетти постаралась сдержать удивление, но у нее не получилось. Иначе не последовала бы реплика:
— Я поздний ребенок. Отцу было за пятьдесят, когда он женился на маме.
— Это внучка Клауса, — сообщил Георг, выдав парню упаковку булок для гамбургера.
— Я уже понял. Приношу вам свои соболезнования.
— А я — вам. Когда умер ваш папа?
— Тридцатого сентября.
— Болел?
— Нет, скончался скоропостижно, от кровоизлияния. Но тело обнаружили только на третий день. Отец жил один и мало с кем общался, и если бы не приходящая два раза в неделю уборщица, он пролежал бы неделю, а то и дольше.
— Значит, его тело обнаружили в тот день, когда умер мой дед, второго октября.
— Да, именно. — Герхард расплатился, взял пакет с булками и, поблагодарив Георга, последовал к выходу.
Бетти пошла за ним.
— А давайте кофе выпьем? — предложила она.
— С удовольствием.
— На этой улице есть какое-то заведение? Я впервые на Краузе, хоть и живу в паре километрах от нее.
— Дома есть отличный кофе. Отец был знатоком, покупал лучшие сорта. Приглашаю вас, Элизабет, в гости.
— А что, если нам отказаться от официального обращения друг к другу? Все же родственники. Я — Бетти.
— А я Харри. — Он остановился, чтобы протянуть ей руку. Бетти вложила в нее свою. — И очень жаль, что мы не познакомились раньше.
— Тебе сколько лет?
— Двадцать девять.
Она столько ему и дала. Хотя, если бы не консервативная одежда и парфюм, Харри выглядел бы на двадцать пять.
— Чем занимаешься?
— Ты про работу? — Она кивнула. — Я кузнец.
— Кто?
— Да-да, ты не ослышалась, у меня своя мастерская. В ней я изготавливаю изделия из металлов: кую, варю, лью.
— Не такими я представляла себе кузнецов, — пробормотала Бетти.
— Огромными, потными и бородатыми? — хмыкнул Харри. — Это стереотипы. Мы ничем не отличаемся от клерков или аптекарей, внешне, по крайней мере. Но мы, конечно, сильнее. Я некоторое время развлекал себя армрестлингом. Побеждал бугаев за секунды.
Тем временем они перешли улицу и остановились возле дома, чуть выбивающегося из общей массы. Он тоже выглядел непрезентабельно, но имел всего один этаж, если не считать цокольного.
— Это бывшая котельная, — сообщил Харри. — В нее в 1945-м заселили людей, оставшихся без крова, в том числе наших с тобой предков. Они жили в подвале, — он указал на лестницу, ведущую вниз, — среди труб и цистерн. Сейчас там самая обычная квартира, пусть и без окон. Бабушка не хотела переезжать, но она позволила сыну обустроить помещение. Пойдем, я покажу тебе его.
Они спустились, Харри достал ключ и стал возиться с замком. Бетти тем временем его рассматривала.
Ее троюродный брат был очень красив. Блондин с небесно-голубыми глазами и точеными скулами являлся олицетворением истинного арийца. Родись он во времена правления национал-социалистов, стал бы моделью, снимающейся для агитационных плакатов, или донором спермы.
— Ты похож на отца? — спросила Бетти.
— Да, очень: и ростом, и мастью, и лицом. Только комплекция у меня мамина, отец крупным мужчиной был.
— Она тоже немка?
— Марокканка. Если верить генетикам, я должен был родиться черноволосым и смуглым. Мой дед по материнской линии вообще мулат. Я в детстве все надеялся, что потемнею.
Он отпер дверь и открыл ее перед гостьей. Бетти зашла в квартиру. Свет в прихожей загорелся автоматически.
— А тут уютно, — с удивлением протянула она. Не думала, что подвальное помещение бывшей котельной можно обжить.
— Удивительно, правда? — Он снял пальто и оказался не таким уж худощавым — тонкокостным, но мускулистым. — Кто-то живет в квартирах отличной планировки, с окнами, балконами, террасами, а в них некомфортно. Тут же мило сердцу. Кстати, имеется камин, настоящий. Хочешь, растоплю?
— Не нужно, в доме и так тепло. Да и ненадолго я, мне еще на работу. — Сегодня она выходила с обеда.
Харри кивнул и помог гостье раздеться, затем провел в кухню. Там свет включался по старинке. Брат зажег два бра и трубчатую лампу под потолком. Усадив Бетти в старое кресло с чуть потертыми бархатными подлокотниками, он принялся варить кофе.
— Ты была близка с дедом? — спросил Харри.
— Последние полгода очень. Он стал самым родными для меня человеком.
— А до этого?
— Мы почти не общались. Мои родители держали меня на расстоянии от Клауса.
— Он был злым, агрессивным?
Бетти протестующе замахала руками:
— Раздражительным, ворчливым, иногда крикливым, но добрым.
— Я слышал о нем другое. — Бетти недоуменно воззрилась на Харри, который как раз обернулся к ней. — Клаус в 1970 году прошлого века избил кузена до полусмерти. Тот еле выкарабкался.
— За что?
— Они с малых лет враждовали и частенько дрались, поэтому разорвали связь. Но встретились вновь, когда уже стали взрослыми, и опять повздорили. Клаус пустил в ход кулаки и не смог остановиться…
— Дед был ростом с гномика. Как он мог победить бугая?
— А как я это делаю? Помнишь, я говорил про армрестлинг?
— Но ты кузнец, а дед был фармацевтом. Сидячая работа с пробирками мало развивает мышцы.
— Он пошел учиться уже в зрелом возрасте. Точно не скажу, но лет в двадцать пять — двадцать семь, а до этого на железной дороге трудился. Сначала вагоны разгружал, потом стал стрелочником. — Кофе начал закипать, шипеть и пузыриться, и Харри снял турку с огня. — Отец думал, что он пойдет получать образование в этой сфере, но Клаус вздумал продолжить дело своих предков аптекарей.
