Так, надо заплатить за проезд.
И куда я еду?
Из памяти выплывает название деревушки с железнодорожной станцией.
Березовка.
— Сколько? — спрашиваю у водилы, когда микроавтобус трогается с места.
— Пятьдесят копеек.
Протягиваю рубль, получаю сдачу.
— А через Березовку проезжаем?
Водитель кивает.
— Мне там выходить.
— Добро.
Голос у шофера грубый, прокуренный.
Усаживаюсь на прежнее место. Смотрю на собственное отражение и крепко задумываюсь. Меня ведут, и очень хорошо. Уверен, что дрон принадлежал Белозерским. Церковники пользуются своими зачарованными игрушками. У господина Тьмы тоже что-то припрятано. Все три игрока отслеживают меня магическим образом, не через гаджеты. Как? Логика подсказывает, что на мою волну настроились и срываются с места всякий раз, когда я начинаю вкачивать взвесь в стихийные или корректировочные техники. Эфир преследователи не чуют, но возмущения в пространстве вполне могут улавливать.
Что же делать?
Я не могу отказаться от магии.
Бесконечно накачивать эфир в защитные ауры — тоже не вариант. Есть, конечно, слабенькая надежда на то, что действие амулетов моих преследователей ослабевает на дальних дистанциях. Чтобы доказать это, придется хорошенько полазить по сети, пообщаться с одаренными на форумах, почитать специализированную литературку…
А пока стоит пожить по-людски.
Как и полагается мещанину без сверхспособностей.
Залечь на дно.
Тепло и мерный рокот двигателя погрузили меня в дремотное состояние. В голове всё перемешалось, до слуха донеслись тихие разговоры пассажиров. Обсуждали свежие новости. По мосту через Обь не проехать, в Озерищах творится что-то странное…
Меня осторожно трясут за плечо.
Бабуля с добрым лицом, в сером пуховом платке и вязаном свитере. Похоже, женщина сидела на одном из задних кресел.
— Выходить пора, милок!
— Как? Уже?
Маршрутка притормаживает, поравнявшись с допотопной кирпичной остановкой.
— Березовка, — сообщает водитель.
— Спасибо, — искренне благодарю сознательную старушку.
И выбираюсь наружу.
Бус ныряет в туман.
Куда теперь?
Остановка пристроилась к окраине деревушки. Дома выстроились по обе стороны шоссе, но мне позарез нужна железная дорога. Иду к ближайшему строению — им оказывается почта.
Закрыто.
Следующий дом встречает меня лаем собаки, грохотом ломающейся мебели, истеричными женскими криками. Отгоняю пса «жутью», вхожу в отворенную калитку и спешу к небольшому деревянному крылечку. Двор производит неопрятное и убогое впечатление. Под ногами бегают куры, всё деревянное и давно требующее ремонта.
— Сука! — доносится из-за обитой дерматином двери. — Мужу вздумала перечить?
— Папа, не надо! — слышится тонкий детский голосок.
Классика жанра.
Прямо с порога становлюсь свидетелем неприглядной картины. Полная женщина с растрепанными волосами вжимается в угол кухонного гарнитура, а на нее с поднятыми кулаками идет худой упырь в безразмерной тельняшке. В ногу упырю вцепилась всхлипывающая девочка лет четырех. Еще одна пара испуганных глаз выглядывает из-за печки. Да-да, самой настоящей печки, от которой веет теплом. В центре кухни — стол и два табурета. Воняет самогоном и чем-то жареным. То ли печенью, то ли еще какими субпродуктами. Два граненых стакана, тарелки с остатками еды. Бормочущий телевизор над холодильником.
— Папочка, хватит!
Недомужик стряхивает девочку с ноги, и та попадает аккурат ко мне в руки.
— Ой!
Аккуратно усаживаю малышку на один из табуретов.
Ловлю на себе испуганный взгляд женщины.
— Ты кто такой? — оборачивается хмырь.
Чтобы свалить урода мне даже магии не требуется. Двойка в корпус, локтем в челюсть. Лежи, отдыхай, домашний воин.
— Что ж ты творишь? — всплеснула руками мать.
— Ничего с ним не случится, — отрезал я. — Оклемается через несколько минут. А вы полицию вызывайте.
— Какую полицию? — внезапно я понимаю, что чудо-родители выпивали вместе. А детям даже еды «забыли» положить. — Это муж мой! А ты его… шел бы ты, а?
Девочка размазывает кулачком слезы по щекам. Второй ребенок, мальчик лет шести, прячется за цветастой занавеской. Я понимаю, что взгляд у малышки голодный. Лезу в рюкзак, не обращая внимания на ругань матери, достаю чудом сохранившуюся пачку крекеров.
— Держи.
Протягиваю крекеры девчушке. Та робко выхватывает упаковку из рук. Косится на мать — можно ли.
— Топай отсюда, — повторяет крестьянка. — Я соседей позову.
Становится грустно.
И немного противно.
— Мне бы станцию найти. Железнодорожную. Покажете?
— Еще чего.
— Я заплачу. Пустите сына, пусть меня проводит.
Во взгляде крепостной читается недоверие.
— Точно заплатишь?
Достаю из кармана мятую пятерку и кладу на стол. Рядом с бутылкой самогона.
— Аркаша! — зовет мать. Занавеска одергивается, и я вижу симпатичную мордашку белобрысого паренька. — Проводи нашего гостя к станции. Одна нога здесь, другая там.
— Хорошо, ма.
Паренек ловко спрыгивает на дощатый пол, бежит к дальнему углу кухни и влезает в потрепанные кроссовки. Носит ребенок рваную футболку и джинсовые шорты. Обрезанные, явно самодельные.
— Куртку накинь, — мать проявляет внезапную заботу.
Аркаша убегает в соседнюю комнату и возвращается в бесформенной джинсовке, купленной на вырост.
Подмигиваю девочке и выхожу на крыльцо. С «матерью» даже прощаться нет желания.
Рядом вырастает силуэт паренька.
— Идем, — Аркаша указывает на калитку.
Несколько минут молча шагаем по трассе, которая по совместительству выполняет роль главной улицы поселка.
— А куда ты едешь? — спрашивает Аркаша.
— Не знаю, — честно признался я. — Чем дальше, тем лучше.
В моих словах почти всё — правда. Выбор я уже сделал, но продумываю запасные пути к отступлению.
— И я так хочу, — вздохнул паренек.
— В смысле?
— Ну… уехать. Далеко-далеко. Туда, где океан. Или северный полюс.
— А полюс тебе на кой сдался?
— Там зарабатывают хорошо.
