Выслушав его, Арктур пришел в ярость. Да и мне подобные предложения не понравились. Близкие отношения с Аленом казались предательством. Арктур не заслуживает такого.
В итоге Ринат Аркадьевич все же к нам прислушался. Даже предложил еще один способ, который я бы с радостью испробовала, если бы… Если бы Ален не запер меня в комнате. Увы, но добыть сонный порошок можно только в поселении эсов, а мне даже некого было туда отправить. Новые фрейлины не внушали доверия, а слуги несомненно бы доложили моему надсмотрщику.
А теперь выбора у меня не осталось. Не знаю, что за «развлечение» для меня готовит Аленнар, но близких отношений уже не избежать. А после этого… Захочет ли Арктур возвращаться к той, которая уже принадлежала другому?
Ожидание тянулось бесконечно. С мыслью о том, чтобы освободиться, пришлось расстаться после безуспешных попыток дотянуться до узла на ногах. Сидеть на покрывале было неудобно, а сползать с постели на пол — бессмысленно. Потому я так и лежала. Прислушиваясь к далеким неразборчивым голосам, потеряла счет времени. То ли заснула, то ли впала в забытье.
Очнулась от стука двери. За окном уже стемнело, а без освещения предметы в комнате виделись неясными контурами. Но мне не нужен был свет, чтобы понять — вернулся Аленнар.
— Спишь? — негромко поинтересовался он.
Голос его был… спокойным. Красивым, ровным, без эмоционального надрыва. Так мог бы спросить заботливый муж, не желающий тревожить покой отдыхающей жены.
Маленький светильник в его руках вспыхнул, озарив лицо и разогнав сумрак. Поставив его на пол, Ален опустился на перину рядом со мной.
— Эх, Лио… — задумчиво пожурил он, ласково, без нажима и излишней наглости погладив мою ногу через ткань юбки. — Ты переходишь все границы. Смотри, до чего меня довела! Одно дело — легкое сопротивление в попытке меня раздразнить, и совсем другое — когда ты не можешь усмирить свое упрямство, провоцируя меня на наказание. Тебе нужно научиться вовремя признавать ошибки и уступать.
Разумеется, как всегда в восприятии Аленнара, виноват кто угодно, только не он. Не допускает даже мысли, что его поступки и намерения далеки от нормы. Потому и перекладывает ответственность на других. На меня, на свиту, на эсов…
— Я тебя развяжу, если обещаешь вести себя тихо и прилично, — продолжил Ален. — Не позорься перед слугами и гостями, иначе сначала мне будет за тебя стыдно, а потом… — Он наклонился, прихватив пальцами мой подбородок, и выдохнул прямо в ткань, лежащую на губах: — А потом тебе будет… неприятно. — Он помолчал и чуть заметно, но уже раздраженно высказал: — Ну хоть кивни, если поняла, а то лежишь, как неживая… Вот и замечательно, — довольно хмыкнул он, увидев желаемый результат.
Свобода от пут комфорта мне не добавила. Руки затекли, да и на ногах удержаться было трудно. Пока я пыталась привести себя в пригодное для передвижения состояние, Ален ждал. Без особого энтузиазма заявил:
— Могу донести.
Но я не воспользовалась этим «щедрым» предложением. Не хотела лишний раз чувствовать себя зависимой от него.
Не обращая внимания на покалывание в затекшем теле, я последовала за Аленом. Вернее, под руку с ним, потому что иных вариантов он мне не оставил. И, наверное, к счастью, что в этот ночной час на нашем пути никто не встретился, потому что если со стороны мы и смотрелись образцовой парой, то мое выражение лица точно не соответствовало облику счастливой жены. И с этим я, увы, ничего не могла поделать.
На площади нас ожидали трое верров с всадниками и один — без. На него Аленнар меня и посадил. Даже не интересуясь, хочу ли я ехать вместе с ним, забрался и сел позади.
Само собой, он меня придерживал, чтобы не свалилась. Иногда, на поворотах и спусках, даже крепко держал — не входило в его планы по возвращении вместо брачной ночи тратить время на лечение моего разбитого лица. На завтра назначена публичная церемония, на которой будут присутствовать уже не только придворные, но и эсы, и простые стражи-сирены из районов, так что лишние подозрения и вопросы подданных Алену ни к чему.
Мне не давал покоя вопрос, куда мы едем и зачем. Первым порывом было спросить и выяснить, но я все же сдержалась. Мое неравнодушие однозначно доставит Аленнару удовольствие и даст возможность меня помучить какой-нибудь многозначительной, но ничего не объясняющей репликой.
Темнота, которая на выезде из дворца казалась скорее плотными сумерками, сейчас превратилась в густой мрак. Поэтому и скорость передвижения была не самой высокой, и ехать приходилось следом за скачущим впереди всадником. Он был единственным, кто держал в руках светильник, помогая своему верру видеть путь.
Впрочем, я и без подсказок скоро поняла, что целью поездки является, — побережье. Шум прибоя нарастал, да и воздух приобрел знакомый с детства запах моря. Судя по длительности пути и скорости, это явно не королевский парк, но и не самая удаленная от него часть. И нехорошее предчувствие тут же сдавило мою грудь. Ох, не просто так Ален привез меня сюда! Может, хочет устроить репетицию? Сомневается, справлюсь ли я на церемонии? Или будет практиковаться сам, чтобы завтра призвать из пучины самую опасную тварь? Такое никому не дозволено делать заранее, потому и двигаемся мы практически в темноте, скрытые от посторонних взглядов. Фантазии о громадном чудовище и хрупкой сийринне не стоят позорного разоблачения.
Всадники остановили верров не там, где начинался пляж, а чуть дальше, ближе к кромке воды. И, не успели наши ноги коснуться песка, как совсем рядом, буквально в десятке шагов, вспыхнули светильники. При других обстоятельствах это зрелище показалось бы мне красивым и романтичным, но не сейчас.
Сейчас в свете огоньков открылась настолько ужасающая картина, что я в единый миг забыла обо всех личных переживаниях. О своей неудаче, бесцеремонности Аленнара, о той близости с ним, что меня ждет… В голове билась только одна мысль: «Вот они, те самые „наказание и развлечение“, что были мне обещаны».
Обычные вешала для рыбацких сетей выглядели зловеще — изощренный ум Аленнара превратил их в место казни. К прочным опорам были привязаны те, чья судьба не переставала волновать меня и в мире духов, и в моем. Рай и Жоли — в удобных костюмах стражей. Омили и Велен — в тех же одеждах, что были на них во время приема, правда, порванных и грязных. И все — с крепко завязанными ртами.
Какую же жестокую натуру надо иметь, чтобы ударить по самому больному! Ален знал, чем меня задеть.
Не думая ни о чем, я отчаянно рванулась к ним и застонала, почувствовав тиски рук Аленнара.
— Куда же ты торопишься? — укорил он. — Разрешения не спросила, меня не выслушала…
— Разрешения? — Я от безысходности, хоть и осознавая тщетность усилий, отталкивала его, пытаясь вырваться. — Почему я должна тебя слушать?
— Ну, во-первых, потому что я твой муж, — хмыкнул Ален, сильнее сжимая объятия. — Во-вторых… Не все так просто…
— Почему? — всхлипнула я. — Что они тебе сделали? Что ты задумал?!
