— Нормальный строевой офицер поклонился бы, — заметил генерал Алексеев. — Причем с удовольствием. С подобающим, я бы сказал, пиететом.
— Офицер или холуй?
Генерал вздохнул и пригубил кофе.
— Могу только повторить, — сказал он, — что строевая служба — не твоя стезя. Ты худо-бедно укладывался в рамки, пока ходил в сержантах, а майорские погоны для тебя — непосильный груз. Сам ты в том, чтоб тебе в ножки кланялись, не нуждаешься — прямо скажем, невелика честь, — а перед баранами, у которых на погонах звезды крупнее, чем у тебя, спину гнуть тоже не хочешь — гордый. И что дальше: охранником в супермаркет?
— Идея, — сказал Якушев. — Как это я сам не сообразил? Ведь лафа же! Отработал смену и свободен. Нет, вы сами подумайте! Вот был бы я, как вы предлагаете, киллером…
— Да не киллером! Терпеть не могу это слово!
— Так дело ведь не в слове, а в сути…
— А суть — полевой агент с широкими полномочиями.
— Ну, предположим. Идет, стало быть, полевой агент с широкими полномочиями в клуб, встречает там девушку — мало того что красавицу, так еще и родственную душу, студентку родного факультета… И что в итоге? У красавицы внезапно заболевает любимая бабушка, полевой агент в расстроенных чувствах возвращается домой и застает там постороннего гражданина…
— Так уж и постороннего, — вставил генерал.
— А откуда ему, полевому агенту с широкими полномочиями, знать? Свет тусклый, в кресле сидит какой-то хрен… простите, человек и нагло сосет его, полевого агента, кофе. А он же не кто попало, он — агент! С широкими, как вы помните, полномочиями. То есть ствол у него не в сейфе и даже не в куртке, что в прихожей на вешалке висит, а при себе. Вынимает он этот ствол и, не задавая вопросов, — шарах! За не сложившуюся личную жизнь. С досады, в общем. Следующий кадр — траурная процессия, палисандровый гроб и ордена на бархатной подушечке…
— На палисандровый я не заработал, — признался генерал.
— Сочувствую.
— А родственная душа — это кто? Темненькая такая, смазливенькая, с точеной фигуркой? Обычно называется Таней, а в кульминационный момент, когда клиент уже, считай, созрел, вдруг берет и надевает очки… Две трети мужиков от этого буквально с ума сходят…
— Че-го-о?!
— Чего слышал. Эту клофелинщицу весь Центральный административный округ в лицо знает. Я, когда к тебе шел, обратил внимание на трансформаторную будку. Не помнишь, что там на двери написано?
Изогнувшись в кресле, Юрий достал из заднего кармана джинсов расплющенную в блин пачку, выковырял оттуда сморщенную кривую сигарету и прикурил от одноразовой зажигалки. Ему вдруг вспомнилось, как он закуривал там, в клубе, — грохочущая музыка, чередование ослепительного света и тьмы, услужливо поднесенная барменом зажигалка и его взгляд — полунасмешливый, полусочувственный…
Юрий несколько раз подряд глубоко затянулся горьким дымом. Времени, чтобы подумать, хватило.
— Здравствуйте, бабушка, — сказал он. — Как самочувствие?
— Спасибо, немного полегчало, — хладнокровно ответил генерал Алексеев. — А ты, внучок, впредь будь хоть чуточку осторожнее. В твоем возрасте уже пора научиться отличать порядочных женщин от… гм…
Непечатный эпитет господин генерал проглотил, из чего следовало, что настроение у него нормальное и никакого форсмажора в его жизни на данный момент не наблюдается. «И то хлеб», — подумал Юрий, чередуя затяжки с глотками. Протрезвел он уже давным-давно, но демонстрировать это пока не торопился.
— Значит, вы меня пасли, — сказал он. — А зачем, если не секрет?
— Хочешь честно? — проникновенно произнес генерал. — Я пока и сам толком не знаю.
Якушев демонстративно зевнул и посмотрел на часы.
— Ух ты, уже два! — ужаснулся он. — Метро давно закрылось… Как же вы домой-то доберетесь, Ростислав Гаврилович?
— Не паясничай, — строго одернул его Алексеев. — Если мне не по чину палисандровый гроб, это не значит, что я не могу позволить себе поездку на такси. И вообще… Вообще, сынок, ты сильно-то не ершись. Я действительно пока не могу сказать тебе ничего определенного, это все скорее из области предчувствий… Но что-то мне подсказывает, что у нас вот-вот образуется дело как раз по твоему профилю.
— То есть?..
— Это трудно объяснить, н-но… Ну, ты же помнишь этого своего террориста, из-за которого у тебя вышла… гм… размолвка с Копытиным?
— Как не помнить!
— Его фамилия Орешин. Орешин Станислав Степанович. По образованию геолог, последние три года работал в представительстве независимой коммерческой экспертной компании, занятой в основном оценкой запасов полезных ископаемых в различных месторождениях по всему шарику…
— И?..
— Да не знаю я! — раздраженно пробасил Ростислав Гаврилович. — Не знаю, но чувствую тут какую-то подлянку. Понимаешь, видимых причин для того фортеля, что он выкинул, у него не было. Хорошая работа, приличный даже по московским меркам доход, чудесная семья — мудрая да вдобавок еще и красивая жена, две любимые дочки, великолепные характеристики, безупречная медицинская карта — хоть ты в космос его посылай. А вместо космоса он оказался — сам знаешь где… В ходе вскрытия в его крови обнаружили лошадиную дозу некоего психотропного препарата, каковой факт, по-моему, многое объясняет.
— Да, — подумав, согласился Юрий. — Водкой от него не пахло, а трезвый, психически нормальный человек такие требования выдвигать не станет. Президента ему подавай! Да еще и с премьером. Да. Ну, и что, собственно?..
— Не знаю, — в третий раз повторил Алексеев. — Но чувствую что-то такое… по нашей части.
— Вот, — сказал Якушев. — А вы говорите: зачем, мол, генерала по морде? Да его убить мало! Если б ему не так сильно хотелось скомандовать «Огонь!», я бы благополучно взял этого клоуна с гранатой живьем, он бы со временем очухался и рассказал бы, кто и почему напичкал его отравой, сунул в руки наган и лимонку и отправил умирать на глазах у пораженной публики…
— Я все время поражаюсь, какой ты чертовски умный, — сказал Ростислав Гаврилович. — Одного не пойму: почему при таком уме ты до сих пор не генерал?
— Тьфу, — непочтительно отреагировал Якушев. — Делать-то мне что?
— Ждать и быть наготове.
— А трибунал?
— Трибу… что? Я тебя умоляю! Усвой наконец, что статус полевого агента с широкими полномочиями дает не только полномочия, но и… ну, в общем, некоторые льготы.
— Правда? Пистолетик, пожалуйста, верните!
Ростислав Гаврилович молча протянул ему пистолет рукояткой вперед. Якушев залпом допил кофе, сунул зашипевший окурок в остатки гущи на дне, принял пистолет, пропеллером закрутил его на продетом под предохранительную скобу указательном пальце, отчетливым движением остановил вращение, дунул в ствол, засунул пистолет под мышку и с достоинством представился:
