— Перед кем?! — с горькой иронией воскликнул купальщик и, не дожидаясь ответа, направился к джипу. Первые два шага он сделал на четвереньках, а затем, спохватившись, с заметным усилием принял более или менее вертикальное положение.
Роман Данилович вернулся к прерванному занятию. Потом музыка стихла. Быков поднял глаза, намереваясь похвалить своего недавнего собеседника, оказавшегося неожиданно благоразумным, и понял, что поторопился: не вняв доброму совету уносить ноги подобру-поздорову, «купальщик» решил переломить ход сражения. В руках у него было кое-что пострашнее сухого соснового сука, а именно охотничье ружье со скользящим затвором помпового типа — на вид довольно дорогое и с вместительным, на всю длину ствола, трубчатым магазином. Подтверждая серьезность своих намерений, мокрый до нитки гражданин с подбитым глазом передернул затвор. Быков подождал еще немного, надеясь, что разум возобладает и заряд картечи уйдет в безоблачное небо, но ствол дробовика начал опускаться, нащупывая цель, более досягаемую, чем Луна или Альфа Центавра, из чего следовало, что шутки кончились и пришло самое время вмешаться.
Роман Данилович аккуратно отложил в сторону шампур с нанизанными на него кусками мяса, взял пустой и, не примериваясь, метнул его. Раздался тупой металлический лязг, и одноглазый стрелок изумленно воззрился на торчащую из пробитой насквозь дверцы в нескольких сантиметрах от его ребер витую стальную рукоятку с загнутым в колечко концом. Затем он перевел взгляд на Быкова. Подполковник подбросил в воздух саперный тесак, поймал его за рукоятку, красноречиво взвесил на ладони и негромко сказал:
— Не балуй.
Несостоявшийся стрелок бережно, словно боясь повредить, положил ружье на землю.
— Брек! — звучно похлопав в ладоши, громко, на весь берег, провозгласил Быков. — Всем спасибо, представление окончено!
Против этого не возражал никто, даже Даша, которая, во-первых, уже отвела душу, а во-вторых, больше не видела перед собой никого, кто был способен простоять на ногах достаточно долго, чтобы она могла замахнуться. Быков сходил к джипу, забрал свой шампур, выбросил, работая затвором, патроны из ружья, для надежности насыпал в ствол песка, вернулся к столу и снова занялся мясом.
К тому моменту, когда он начал пристраивать шампуры над пышущими жаром углями, разрисованный под зебру джип уже укатил. Даша подняла перевернутый стул, уселась на прежнее место — спиной к костру, лицом к реке — и закурила. Убедившись, что шашлыки пока не требуют его внимания, Быков откупорил бутылку красного сухого вина, налил бокал и, поколебавшись, отнес жене.
— Успокоилась? — спросил он, вручая ей свое подношение.
— А я и не волновалась, — ровным голосом сообщила Даша. — Эх, ты, мужчина! Хоть бы заступился!
— С чего бы вдруг? — изумился Роман Данилович. — А как же разделение труда? Я стряпаю, ты развлекаешься — разве не так мы договорились?
Даша плотоядно ухмыльнулась в бокал, из чего следовало, что успокоилась она еще не до конца.
— А ловко ты на преподавательской работе навострился языком чесать, — заметила она, возвращая мужу пустой бокал. — На кривой козе не объедешь — дипломат! Раньше за тобой такого не наблюдалось.
— Старею, — только наполовину притворно вздохнул Роман Данилович. — Обрастаю мхом…
— Угу, — иронически поддакнула Даша. — То лапы ломит, то хвост отваливается…
— Чего? — удивился Быков. Заполняя пробелы в своем образовании, до отечественных мультфильмов он еще не дошел — да, честно говоря, и не собирался доходить, как не собирался осваивать тонкое искусство вышивания крестиком или учиться играть на фортепьяно.
— По-моему, у нас где-то была водка, — сменила тему Даша. — Может, плеснешь?
— Ого, — с уважением произнес Роман Данилович.
— Для дезинфекции, — пояснила Даша. — Никак не могу отделаться от ощущения, что подцепила от этих козлов какую-то заразу.
— Сей момент, — пообещал Роман Данилович и, помахивая пустым бокалом, направился к столу.
По дороге он дал небольшого крюка, чтобы посмотреть, что это там краснеет среди жухлой травы и рыжей прошлогодней хвои. Эта штуковина лежала примерно в том месте, где многоуважаемая Дарья Алексеевна вдохновенно метелила того из своих ухажеров, которому не посчастливилось остаться на берегу и принять на себя первый, самый мощный и сокрушительный заряд ее праведного гнева.
Упомянутая штуковина при ближайшем рассмотрении оказалась маленькой книжицей в твердом коленкоровом переплете. Она лежала лицевой стороной вниз, так что прочесть надпись на обложке не было никакой возможности. Покосившись на жену, которая по-прежнему сидела к нему спиной и смотрела в заречные дали, Роман Данилович быстро наклонился и поднял книжицу.
Это было удостоверение помощника депутата областной думы. По всему выходило, что заразу не заразу, а крупные неприятности Даша таки нажила.
— Слуги народа, чтоб вам ни дна ни покрышки, — пробормотал Быков.
— Что ты говоришь? — не расслышала Даша.
— Денек, говорю, хороший, — громко произнес Роман Данилович. — Унылая пора, очей очарованье, приятна мне твоя прощальная краса…
Нараспев декламируя памятные со школьной скамьи строки, он подошел к костру, сдвинул в сторонку шампуры и бросил удостоверение на подернутые тонким седым пеплом, рдеющие угли. Красный коленкор вспучился, пошел пузырями, задымился и вспыхнул. Поворошив угли прутиком, чтобы скорее горело, Быков подавил тяжелый вздох и пошел за водкой, в которой теперь нуждался едва ли не больше, чем его жена.
Взяв разбег, тяжелый транспортный «Ил» с эмблемой МЧС России на фюзеляже с неожиданной при его внушительных габаритах легкостью оторвался от рубчатого бетона взлетно-посадочной полосы и, поднявшись в струящийся от нестерпимого зноя воздух, начал стремительно набирать высоту. Дозаправка в Найроби была последней посадкой на территории Черного континента, где экипаж почти два месяца помогал местным властям бороться с лесными пожарами, грозившими перерасти в масштабную экологическую катастрофу. Теперь этот казавшийся нескончаемым дымный ад остался позади, машина взяла курс домой.
Предполетный таможенный досмотр вылился в пустую формальность: даже у славящихся своим основанным на глубоко укоренившемся комплексе неполноценности гонором местных чиновников хватило совести не докучать мелочными придирками людям, которые помогли им справиться с бедой. Если кто и осматривал самолет со всей возможной тщательностью, так это сами члены экипажа: безалаберность африканских механиков давно стала притчей во языцех, да и о вполне реальной возможности ненароком прихватить с собой десяток-другой нелегальных мигрантов вряд ли стоило забывать. Рыба ищет, где глубже, а человек — где лучше; Россия — не эталон благополучия, но на свете хватает мест, где людям живется намного хуже, и Африка почти целиком, от края до края, представляет собой как раз такое местечко.
Помимо топлива, в Найроби самолет принял на борт двух пассажиров. Это были дочерна загорелые молодые люди, одетые с некоторым намеком на официальность — в темные брюки и белые рубашки с коротким рукавом. При себе каждый имел дорожную сумку; кроме того, пассажиры везли с собой крупногабаритный груз — большой, около двух метров в длину и метра в высоту, прочный деревянный ящик защитного цвета с ручками по бокам. Ящик доставили на подкатившем к грузовой аппарели «Ила» микроавтобусе и подняли на борт два грузчика-африканца, обращавшиеся с ним с повышенной осторожностью, которая, вне всякого сомнения, стоила владельцам ящика немалого количества кенийских шиллингов.
