— Ха. Ха. Ха, — раздельно, с неимоверной язвительностью произнес Пьер Мари М’бутунга, демонстрируя, что по достоинству оценил не блещущую новизной подначку, и расслабленно откинулся на обитую шелковистой натуральной кожей спинку.
Водитель включил фары. «Мерседес» мягко тронулся, почти беззвучно выкатился на дорогу и, набирая скорость, устремился сквозь густеющий туман в сторону Москвы. Только после этого, убедившись, что водитель целиком сосредоточил свое внимание на управлении машиной и неспособен выкинуть какой-нибудь неожиданный фортель, экс-президент Верхней Бурунды поставил на предохранитель и убрал в карман ставший ненужным пистолет.
Глава 9
— Подумай, сынок. По-моему, твой Быков — неплохой вариант, как ты полагаешь? — своим глубоким, прямо-таки оперным басом сказал генерал Алексеев и, не дожидаясь ответа, положил трубку.
Он все еще чему-то улыбался. Это выражение лица было ему, в общем-то, несвойственно, не говоря уже о громком хохоте, которым его превосходительство минуту назад основательно напугал подполковника Егорушкина. Впрочем, уже в следующее мгновение тяжелая, будто вырубленная тупым топором из дубового корневища, физиономия генерала привычно нахмурилась, и Егорушкин сел ровнее, глядя на начальство с подчеркнутым вниманием. При этом он старался не слишком таращиться, отчего, как сам чувствовал, со стороны сильно напоминал сыча. На протяжении трех минувших суток подполковник проспал в общей сложности часа четыре, от силы пять; сейчас время близилось к полуночи, и кофе, который Егорушкин почти непрерывно, чашку за чашкой, садил чуть ли не с самого утра, не вызывал уже ничего, кроме тошноты и сердцебиения.
— Вот и славно, — сказал Алексеев и, взяв со стола забытый стакан в массивном литом подстаканнике, хлебнул крепкого чая. Кофе он не признавал и пил его в исключительных случаях, когда этого требовали правила этикета или оперативная необходимость (что применительно к нему, как правило, было одно и то же). — Можешь передать благодарность своим ребятам, подполковник. Они отлично сработали, все вышло вполне убедительно. По крайней мере, объекты клюнули. Они уже здесь, в Москве, скрываются на квартире Спеца. О чем это нам говорит?
Подполковник напряг умственные способности. Он был далеко не глуп, но сейчас испытывал такое ощущение, словно кто-то украл у него головной мозг, натолкав вместо него в череп сырой ваты. Кроме того, он давно отвык действовать вслепую, не зная конечной цели операции, и с трудом перебарывал раздражение: ну что вы еще от меня хотите, откуда я знаю, о чем это вам говорит, и какое мне до всего этого дело?!
— Это, — сказал он, — говорит нам о том, что гражданин Быков, как и подавляющее большинство российских граждан, боится полиции и не верит в ее способность разобраться, кто прав, кто виноват, защитить невиновных и наказать злодеев. Особенно если злодеи облечены какой-никакой властью, — добавил он, подумав еще секунду.
— И все?
— И все, — понимая, что сильно рискует, но испытывая от этого какое-то мазохистское удовольствие, с вызовом сказал Егорушкин. — Я не понимаю, каких глубоких выводов вы ждете от меня на основании этого рядового факта, товарищ генерал. И еще я не понимаю, что вас так обрадовало, чем так уж сильно отличились мои люди. Я лично считаю, что поставленную перед ними задачу — проверить, на что способны объекты, — они выполнили только наполовину.
— А почему? — нисколько не обескураженный этим тихим бунтом на корабле, спокойно спросил Ростислав Гаврилович.
— Ну, почему… — остывая, пожал плечами подполковник. — Изначально планировалось спровоцировать женщину на силовой контакт, проверить, так сказать, ее навыки — аккуратно, не нанося телесных повреждений, — а затем нейтрализовать, зафиксировать и посмотреть, что станет делать мужчина…
— Это ты так спланировал? — с непонятной интонацией уточнил генерал.
— Так точно. На основании ваших указаний.
— Давая указания, я имел в виду нечто иное, — заметил Алексеев. — Впрочем, повторяю, вышло все наилучшим образом. Это их счастье, что женщина не дала им возможности посмотреть, что станет делать мужчина, когда они справятся с ней. Либо калеки, либо покойники — так или иначе, мы лишились бы четырех кадровых офицеров. И поблагодарить их от моего имени я просил, конечно, не за то, что позволили бабе наделать из себя отбивных котлет, а за то, что сумели вовремя остановиться, понять, где проходит черта, через которую лучше не переступать. Поверь, они отлично справились с задачей. Как умеет ломать кости боевой офицер ВДВ, я знаю безо всяких проверок. Мне нужно было убедиться в наличии у него серого вещества, и я в этом убедился. Осознав, в какие неприятности вляпался, он выбрал самый оптимальный из всех возможных вариантов. Не сдался полиции, чтобы потом качать права и доказывать в суде, что он не верблюд, не ввязался в драку с группой захвата, а сразу обратился к единственному человеку, который хотя бы теоретически может решить проблему, — к Спецу. Значит, службу он закончил подполковником не потому, что туп, как говорят его недоброжелатели, а в силу обстоятельств и благодаря недостаточно гибкому характеру. Короче говоря, я получил окончательное подтверждение тому, о чем и раньше догадывался: он — идеальный напарник для Якушева, другого и искать не стоит. Готовь оперативные документы, подполковник, — загранпаспорт, визы, билеты — словом, все, что надо. На него и на всякий случай на эту драчливую особу, его жену. Имена и фамилии подберешь сам, возраст тебе известен… Действуй.
— А если они не договорятся? — резонно усомнился Егорушкин.
Ростислав Гаврилович пренебрежительно хмыкнул.
— Если, — передразнил он. — Если подполковник ФСБ не знает, как избавиться от пары ненужных бумажек, даю совет: кладешь их в рот, тщательно разжевываешь и глотаешь. Но, полагаю, до этого дело не дойдет.
— Интуиция? — спросил подполковник Егорушкин, напустив на себя вид записного льстеца, подхалима и карьериста.
— Что-то вроде этого, — кивнул генерал Алексеев, показав обезобразивший макушку страшный шрам. — А будешь в служебное время дразнить начальство, поставлю в угол. В самый дальний, какой только смогу отыскать на карте Российской Федерации. Хватит болтать, иди занимайся документами. Распорядись, отдай ребятам фотографии, паспортные данные и — спать. Чтоб раньше десяти часов завтрашнего утра я тебя не видел, а в десять их паспорта должны лежать здесь, у меня на столе. — Для убедительности он потыкал указательным пальцем в крышку стола. Палец у него был как палец, но со стороны почему-то казался каменным, как у древнего языческого идола, да и о полированное дерево стучал точь-в-точь как камень.
Уже было отправившись выполнять полученный приказ, подполковник вдруг остановился в дверях и, обернувшись, с мечтательным выражением произнес:
— Но какая женщина!..
— На мой взгляд, худовата, — проворчал, глядя в какие-то бумаги, Ростислав Гаврилович, — да и характер — боже сохрани. Но о вкусах не спорят, а в главном ты прав: будь, скажем, у декабристов такие жены, еще неизвестно, чем кончилась бы та заварушка на Сенатской площади.
