Из всего этого следовало, что перевести деньги на свой счет, не выходя из дома, Писарю не светит. Сначала нужно было добыть треклятую флэшку из треклятой ячейки банковского хранилища в треклятом Лагосе, а для этого требовался М’бутунга — ну, или, как минимум, его глаз. Да, придумано было хитро, но, к огорчению чернокожего умника, хитрить здесь умел не только он.
— Скажи спасибо, что имеешь дело со мной, — посоветовал Писарь, покровительственно похлопав стоящий на столе череп по голой макушке. — Окажись на моем месте кто-то из твоих земляков, тебе просто отчекрыжили бы башку, а потом ворвались в банк с автоматами наперевес и приложили бы ее глазом к сканеру.
— Если бы ты хоть немножко верил в успех такого налета, ты бы сам поступил именно так, — презрительно откликнулся африканец. — Скажешь, нет?
— Признаться, у меня была такая мысль, — кивнул Писарь. — Но я не дикарь и предпочитаю более цивилизованные методы.
— С каких это пор? — фыркнул М’бутунга. — Дай тебе волю, ты бы даже за столом пользовался не ножом и вилкой, а топором и кувалдой. Не могу поверить, что ты так сильно изменился!
— Сейчас я попытаюсь тебе это доказать, — пообещал Писарь, не подавая виду, что задет.
Он сделал шаг в сторону, став так, чтобы не заслонять от прикованного к кровати пленника стол со стоящим на нем жутковатым украшением, и одним движением руки повернул подставку, предоставив экс-президенту Верхней Бурунды возможность насладиться лицезрением затылочной части черепа. На желтовато-коричневой кости светлела квадратная нашлепка, издалека похожая на кусок широкого пластыря. Два тонких проводка тянулись от ее нижнего уголка, соединяя нашлепку с примитивным, собранным на скорую руку устройством, которое состояло из обыкновенной плоской батарейки и простого, архаичного тумблера, выглядевшего так, словно его украли со свалки списанной военной техники.
— Это модель, — тоном человека, намеренного представить цвету мировой науки сделанное им великое изобретение, изрек Писарь. — Как ты понимаешь, модель твоей головы — вернее, некоторых усовершенствований, которые мы внесли в твой закопченный котелок.
— Ого, — сказал М’бутунга. — Хорошо, что вы не вставили в меня аккумулятор от грузовика — это было бы немного неудобно.
Он еще зубоскалил, но голос звучал напряженно, и Писарь знал почему. Наметанный глаз опытного вояки наверняка опознал в том, что несведущему человеку могло показаться просто кусочком пластыря, раскатанный в тонкий блин заряд пластиковой взрывчатки, и старому клоуну мигом стало не до шуток.
— Не беспокойся, — сказал Писарь, — тебя мы оборудовали по последнему слову техники. Нанотехнологии — это, скажу я тебе, вещь. А тут, — он снова похлопал череп по макушке обтянутой тонким латексом ладонью, — настоящие только две вещи: черепная кость и то, что к ней прикреплено. Нам с тобой предстоит поездка в Лагос. Путь неблизкий, возможностей дать тягу у тебя по дороге будет хоть отбавляй, тем более что я не хочу привлекать к себе внимание и страдать от неудобств, связанных с необходимостью таскать тебя на поводке, как непослушного пса. Ты поедешь на родину как свободный человек — ну, по крайней мере, с виду. Французский паспорт, который ты так мечтал заполучить, уже готов, осталось только прикупить тебе приличную одежду и подождать, чтобы шов на твоем затылке хоть чуточку зажил. Мы поедем в Лагос, достанем из банковской ячейки флэшку, переведем деньги, и…
— И ты меня шлепнешь, — с уверенностью закончил М’бутунга.
— Нет, — возразил Писарь, — я тебя отпущу. И с того момента, как я это сделаю, продолжительность твоей жизни будет зависеть только от тебя. Вживленный под кожу на твоем черепе заряд оснащен дистанционным взрывателем, который срабатывает как принудительно — от нажатия кнопки, так и автоматически — в случае прерывания постоянно передаваемого на определенной частоте радиосигнала. Сигнал достаточно слабый и уверенно принимается в радиусе всего лишь трехсот метров. Так что, пустившись в бега, убежишь ты недалеко. Триста метров — это где-то пятьсот — шестьсот шагов. А потом — щелк, и тебя уже нет.
Протянув руку, он перебросил тумблер. Раздался громкий хлопок, по камере расползлось облачко сероватого, имеющего резкий химический запах дыма. Во все стороны брызнули осколки кости, череп, подпрыгнув, свалился с подставки. На месте затылка зияла большая неровная дыра; из нее, как и из всех естественных отверстий, лениво сочился дымок.
— Бедный Йорик, — повторил М’бутунга. — Помер второй раз подряд. И это ты называешь тонкой работой?
— Для тебя в самый раз, — сказал Писарь. — По делу вопросы есть?
— Целая куча, — с готовностью откликнулся африканец. — Надеюсь, ты не доверил эту хваленую кнопку своим гориллам?
— Кто бы говорил про гориллу, — усмехнулся Писарь. Он извлек из внутреннего кармана пиджака шариковую ручку в матово-серебристом металлическом корпусе и продемонстрировал ее пленнику. — Вот она, смерть Кощеева! А кнопка — вот.
Облитый полупрозрачным латексом большой палец лег на кнопку авторучки и легонько на нее нажал. Раздался чуть слышный щелчок пружины. М’бутунга вздрогнул, заставив скрипнуть ржавую панцирную сетку кровати, но взрыва не последовало.
— Что такое? — делано изумился Писарь и тут же хлопнул себя по лбу, сделав вид, что спохватился: — Ах да, ручка не та! Та хранится в надежном месте, в радиусе действия передатчика. Так что можешь не беспокоиться: если мои ребята решат тебя прикончить, они сделают это каким-нибудь простым, традиционным способом.
— Каким ты был, таким остался, — безнадежно вздохнул африканец. — Сидел, ковырял в ухе, выдумывал пакости… Хирурга, наверное, под пистолетом заставил операцию делать, а для чего, зачем? Неужели двести пятьдесят миллионов — это для тебя мало?
— Двести пятьдесят — это хорошо, — сказал Писарь, — но пятьсот все-таки лучше.
— И зачем только я с тобой связался? Ты зря улыбаешься, дружище, — сказал М’бутунга. — Все, что ты сделал, — это, как вы говорите, мартышкин труд. Можешь прямо сейчас нажимать свою кнопку — по крайней мере, избежишь кучи неприятностей, когда я подниму крик в банке… да нет, не в банке, а в самолете. Крикнуть: «У него бомба!» — я успею в любом случае. До кнопки еще надо будет дотянуться, а я постараюсь тебе помешать. Мне терять уже нечего, зато ты рискуешь лишиться всего.
— Ну-ну, — с кривой улыбкой произнес Писарь. — Еще что-нибудь скажешь?
— Обязательно! Раньше приходилось молчать, а теперь я все скажу. Ты дурак, Писарь. Родился дураком, всю жизнь занимался глупостями и дураком помрешь. Причем нищим дураком. Не знаю как, но деньги ты потеряешь. Будешь долго думать и придумаешь способ, как прогадить четверть миллиарда и ничего не получить взамен. Не веришь? А ты вспомни, сколько денег всадил в эту свою идиотскую операцию по установлению вашего влияния в Африке!
— Нашел о чем вспоминать! — пренебрежительно произнес Писарь. Голос его звучал легкомысленно, но глаза недобро сузились, а левая щека начала едва заметно подергиваться: как все недалекие люди с большим самомнением, он ненавидел, когда ему указывали на ошибки и просчеты. — Во-первых, деньги были бюджетные, а во-вторых… Во-вторых, дружок, если бы все они расходовались по назначению, три четверти населения Африки сейчас стояли бы навытяжку и хором пели: «Россия, великая наша держава». Но я не такой идиот, каким тебе хотелось бы меня видеть. Да и зачем, в самом деле, моей великой державе ваша помойка? Еще лет тридцать — и там вообще ничего не останется, кроме песка и мертвых негров, которые издохли от голода и жажды. А насчет всего остального…
