Часовой умер, не успев проснуться. Ти-Рекс аккуратно оттащил его в тень и, поскольку не имел при себе фонарика, завладел осиротевшим фонарем. Несмотря на серьезность ситуации, его губы тронула легкая усмешка: фонарь оказался китайский, точь-в-точь такой, какой они с Дашей видели в хозяйственном отделе супермаркета примерно за месяц до возымевшей столь далеко идущие последствия драки на речном берегу. Правда, корпус того фонаря был оранжевого цвета, а этот — синего, но на этом различия кончались. Регулируя фитиль, Роман Данилович неожиданно для себя задался совершенно неуместным, несвоевременным вопросом: интересно, а в здешних больших городах уже есть чайна-тауны или их появление — дело не столь отдаленного будущего?
К его некоторому удивлению, входная дверь оказалась незапертой. Очевидно, помещение, в котором содержали заложников, было в этом доме не единственным; остальные могли использоваться для каких-то других целей, допускавших свободный доступ личного состава. Кроме того, причина отсутствия наружного запора могла крыться в самих пленниках. Роман Данилович относился к штатским с легким пренебрежением и был уверен, что настоящих мужиков среди них раз, два и обчелся. Согнали, как овец, в загон, пригрозили автоматом, они и сидят себе тихонечко, ждут, когда придет российский консул, возьмет их за ручку и отведет домой. На что их, таких, запирать?
Очутившись в узком неосвещенном коридоре, он снова достал навигатор и дал на дисплей максимальное увеличение. От этого ничего не изменилось: белая стрелка и красный кружок по-прежнему накладывались друг на друга, напоминая схематическое изображение какого-то диковинного кровососущего насекомого.
— Вот мы и дома, — чуть слышно пробормотал Роман Данилович и толкнул ближайшую дверь.
Он рассчитывал попасть в некое подобие караулки с решеткой в дальнем углу, за которой вповалку спят изнуренные пленом заложники. Вместо этого он очутился в довольно просторном помещении, заставленном двухъярусными деревянными нарами. Его встретил многоголосый храп и плотный, влажный смрад, в равных пропорциях сочетавший в себе запахи немытых ног, потных подмышек и прочие ароматы, источаемые множеством тел, давно не знавших мочалки, мыла и проточной воды. Уже предчувствуя неладное — уж очень гладко все начиналось и слишком странно выглядело теперь, в конце, — он поднял над головой фонарь и первым делом увидел в паре метров от себя чьи-то блестящие, широко открытые глаза.
Какое-то время Роман Данилович пребывал в замешательстве, будучи не в силах понять, почему видит не лицо целиком, а только эти вытаращенные, будто от испуга, глаза. Но это длилось недолго, всего лишь долю секунды; в следующее мгновение он заметил тусклый блеск вороненых казенников, небрежно брошенную на сколоченный из досок стол портупею с кобурой, висящее на гвозде кепи с пестрой кокардой и понял, что глаза существуют не сами по себе, а расположены на черной «афроафриканской» физиономии.
Обладатель этой физиономии смекнул, что к чему, практически одновременно с Ти-Рексом. Наполненный храпом, сопением и запахами казармы полумрак прорезал панический вопль, такой пронзительный, что, должно быть, всполошил всю округу. За спиной у Быкова, в коридоре, раздался ответный встревоженный крик, затопали бегущие ноги. Сшибая едва начавших подниматься с нар, не успевших окончательно проснуться людей, Роман Данилович бросился в глубину помещения. На бегу он швырнул в стену фонарь и с разбега прыгнул в занавешенное циновкой окно.
Он вывалился наружу вместе с облаком пыли и соломенной трухи, упал на землю, перекатился через плечо, вскочил и, сорвав с пояса гранату, точным броском отправил ее в озаряемый сполохами начинающегося пожара оконный проем.
* * *
Снаружи послышались шаги, говорящие на непонятном местном наречии голоса. В узких щелях по периметру двери замелькал свет, лязгнул отодвигаемый засов, и сейчас же прямо в глаза, заставив зажмуриться, ударили ослепительно яркие лучи двух фонарей. Один из караульных остался у двери, направив внутрь импровизированной тюрьмы фонарь и держа наготове автомат, а другой вошел в дом и начал бродить из угла в угол, переступая через лежащих на земляном полу людей, заглядывая им в лица и явно кого-то выискивая. Юрий догадывался кого, но лежал неподвижно, вовсе не горя желанием облегчать тюремщикам жизнь.
Часы у него, разумеется, отняли, но, судя по всему, на дворе стояла глубокая ночь. Происходящее в этот глухой полуночный час шло вразрез с ожиданиями и планами Юрия Якушева. Такая неожиданная побудка при отсутствии стрельбы и переполоха в лагере не сулила ничего хорошего, но он был рад хоть какому-то развитию событий: при всем сочувствии, которое он испытывал к попавшим в «бурундуковый» плен соотечественникам, они уже успели порядком ему надоесть.
Михаила Саранцева, ради которого изначально и затевалась эта спасательная экспедиция, среди заложников не оказалось. Выяснить, что с ним стряслось, Юрию удалось далеко не сразу: обитатели каменного сарая не желали отвечать на вопросы, у них хватало своих собственных, на которые, как им казалось, мог ответить их новый сожитель. Один из этих умников, ухитрившихся завербоваться на несуществующую стройку в придуманной весельчаком Машкой стране, слегка позабавил Якушева, заподозрив в нем сотрудника российской дипломатической миссии. Другой первым делом спросил, когда им выплатят неустойку по контракту; короче говоря, в первые десять минут у Юрия сложилось совершенно определенное ощущение, что этих специалистов президент М’бутунга набрал в каком-то подмосковном интернате для умственно отсталых.
Разумеется, это было не так. Больше всех, как водится, шумели именно те, кому нечего было сказать и кто был напуган сильнее остальных. Таких набралось немного, всего человека четыре или пять, и, когда они притихли, утомленные собственным галдежом, Якушев сумел худо-бедно разобраться в обстановке.
Ему рассказали, что Саранцева отделили от группы в первые же минуты пребывания на земле Верхней Бурунды. Его усадил в джип, сославшись на острую производственную необходимость, и увез в неизвестном направлении какой-то лощеный хлыщ в военной форме, по виду — чистокровный араб. Остальных доставили в насквозь пропыленный поселок на границе саванны и разместили в тростниковых хижинах без элементарных удобств. В тот же день с ними встретился господин президент, который на довольно правильном, хотя и с сильным акцентом русском языке выразил искреннюю радость по поводу их прибытия и столь же искреннюю скорбь по поводу трагической гибели их товарища, по неосторожности угодившего в зубы крокодилу во время осмотра района будущего строительства. Ввиду этого, сообщил огорошенной таким известием публике господин президент, начало работ откладывается — временно, до тех пор, пока упомянутый район не будет полностью очищен от хищников силами армейских подразделений и местных охотников. В заключение своей короткой речи его превосходительство выразил надежду на то, что имевший место прискорбный инцидент никоим образом не повлияет на перспективы дружбы и сотрудничества великой России и молодой африканской республики, после чего удалился.
Нечего и говорить, что с тех пор представители великой России не видели ни президента М’бутунга, ни специалиста по снабжению Саранцева, ни лощеного араба, который увез его в гости к крокодилам. На четвертый день вынужденного безделья, особенно тягостного из-за жары, насекомых и отсутствия элементарных бытовых удобств, к его превосходительству была направлена депутация. Результатом этого демарша стало неожиданное переселение всей компании в одно помещение, как снаружи, так и изнутри более всего напоминавшее хлев, да вдобавок еще и запираемое на замок. Потом где-то неподалеку началась пальба и взрывы, строителей вывели из сарая и буквально забили прикладами в грузовик, который доставил их сюда. Кормили их скудно, поили и того хуже, о бане и прогулках не было и речи; словом, это был плен в одном из худших своих вариантов.
