— Ты сегодня на положении штрафника, — сказал Грачев. — Будешь работать, как сволочь, но если я останусь недоволен, то считай, что ты уже на досрочной пенсии. А если сильно облажаешься, то пенсия будет по инвалидности. Это я тебе лично гарантирую.
Крохин только краснел и молчал. А что еще он мог сделать? Вышестоящее начальство было не в том настроении, чтобы выслушивать его возражения и оправдания.
Сейчас можно было смело говорить, что за десятилетия своего существования «Арбат» впервые находился на военном положении. Присутствовал даже штаб той группировки, которая в нем базировалась, Грачев занял под это дело один из свободных двухкомнатных номеров. Там был он сам, туда же приходили меняться и отдыхать оперативники, дежурившие по гостинице. Связь между звеньями обеспечивала развернутая на столе радиостанция. Чтобы не мешать работающей части штаба, кровати были собраны в одной комнате, а в другую перенесена остальная мебель.
Ожидание становилось все тяжелее.
* * *
Вечерело. Над морем сгущалось синее бархатное марево сумерек. Потянуло чуть прохладным ветерком — осень мало-помалу вступала в свои права. Отдыхающие расходились с пляжей, возвращаясь по пансионатам и гостиницам.
Народ шел и в «Арбат». Чтобы более точно отфильтровать всех жителей гостиницы и исключить проникновение посторонних, Грачев усилил охрану в вестибюле. Теперь людей встречали вначале два патруля в форме, которые пропускали всех. А непосредственно перед входом в жилое крыло стояли оперативники. Они проверяли пропуска у всех жильцов и не пускали дальше никого, кто не был здесь записан как жилец.
— Извините, это только на сегодняшний день, — говорили они и непреклонно отталкивали удивленных визитеров.
Одна девица, подцепленная на пляже своим не вполне трезвым кавалером, стала скандалить. Более того, она достаточно бодро рванула в атаку с ногтями наперевес. Оперативник корректно оттолкнул ее, хотя в душе ему очень хотелось съездить этой пьяной шалаве по физиономии.
Кавалер, увидев, что слабая половина так браво перешла в наступление, решил подтвердить, что он не менее грозен. И тоже попер на оперативников, костеря их на чем свет стоит и размахивая увесистыми кулаками.
Была дана директива — поменьше рукоприкладства, только в крайних случаях. Оперативники решили, что сейчас самый что ни на есть крайний случай и этот тип просто напрашивается на хорошую оплеуху. Пока один волок пьяную девицу за шкирку к выходу и там передавал патрулю, а те тащили ее к «воронку», двое подбежавших работников розыска профессионально ухватили мужика под мышки и уволокли к подполковнику.
Грачев в упор посмотрел на присмиревшего мужика.
— В чем проблема? — холодно спросил он.
— Почему не пропустили мою подругу?
— Потому что сегодня вечером посетителей в гостинице не будет.
— Кто это сказал? — подбоченился мужик.
— Я сказал.
— Здесь, гражданин начальник, не вы решаете! Здесь есть директор гостиницы, и он распоряжается.
Грачев толкнул мужика так, что тот приземлился на стул, осекся и испугано посмотрел на подполковника.
— Директора гостиницы я посажу, как только найду. Уже ищу, кстати. Так что в его отсутствие я здесь главный. Не нравится — собирай манатки и вали на все четыре стороны. А если будешь качать права, то сначала подумай: ты пьяный. Что я могу сделать с пьяным, который попер с кулаками на работника милиции? Ну, угадай? Не можешь? Тогда взял ноги в руки и пошел в номер!
Перепуганный постоялец сник, уменьшился в размерах и вытряхнулся прочь из кабинета.
— Вот так и продолжайте с подобными деятелями! Крохин!
— Я здесь, товарищ подполковник.
— Сходи в четыреста восемнадцатый, проверь, чтобы этот наш терминатор сидел на месте.
— А может, на ночь его сюда забрать?
— На фиг он мне тут нужен! Пусть сидит в номере и не высовывается.
Крохин вышел. Минут через десять он вернулся и доложил, что Рублев смотрит телевизор и, судя по всему, никуда не собирается.
— Он уже расправил постель, ложиться собирается.
— Понятливый, — проворчал Грачев.
На самом деле Рублев предполагал проверку. И потому заблаговременно привел себя в такой вид, чтобы ни у кого и мысли не возникло о его готовности к бою. Спортивный костюм и кроссовки — это то, во что можно буквально запрыгнуть. Пистолет он брать с собой не собирался. Не те обстоятельства. Если сейчас он засветит свое оружие, на которое, кстати, нет разрешения, — все, считай, что его уже закрыли!
Они с Марковым на этот счет уже поговорили. Рабочий жизнерадостно сообщил, что никаких подозрительных перемещений при нем не было, а другие надежные люди тоже уверены, что никто в «Арбат» не проходил. Веры поддатому Маркову было немного, но собрать еще какую бы то ни было информацию Комбат уже не мог.
Он посмотрел на часы. Было без двадцати девять. Рано, черт побери! Совсем рано. Если что-то будет, то только после полуночи. А может, даже к утру, часа в три, когда у людей начинается самый паскудный период самочувствия, когда от усталости слипаются глаза даже у самых железных и невозмутимых.
Комбат упал на кровать лицом вверх и прикрыл глаза. Он постарался отключить сознание и уйти в состояние ровного ожидания, без эмоций и ощущений.
Но тут его бессовестно прервали стуком в дверь. Этот стук был не похож на властные удары представителей доблестных внутренних органов. Так, какое-то царапанье. Рублев напрягся, встал, прислушался. Стук повторился. Он натянул трико, приоткрыл дверь, будучи готовым ко всему, вплоть до попытки его вырубить.
Но это была всего лишь Анна.
— Что с тобой? — спросил Комбат. — На тебе просто лица нет.
— Мне страшно. Я боюсь, что меня убьют.
— С чего бы вдруг?
— Ну, они же как-то выбирают? Могут ведь и меня выбрать! Я не хочу, чтобы меня убили.
Комбат почесал в затылке. Не следовало бы этого предлагать, но.
— Если хочешь, то останься здесь.
— Нет, — покачала она головой. Я ведь знаю, что сегодня буду тебе помехой. Все в порядке. До дома меня довезет милицейская машина, и потом тоже человека оставят.
— Точно? — Борис понимал, что говорит сейчас не то, что следовало бы, но он не мог оставить сегодня Анну у себя.
— Точно. Все, до завтра.
— Приходи прямо с утра, — сказал Рублев.
— Хорошо, я даже до работы заскочу. Чтобы тебе было спокойнее.
Она поцеловала Бориса и выскочила в коридор. Рублев проводил ее взглядом, пока она не выбежала на лестницу. Потом вернулся в номер и в сердцах врезал кулаком в стену.
* * *
До самой полуночи гостиница не могла успокоиться. То и дело приоткрывались двери, выглядывали настороженные жильцы, прислушивались к тому, что происходит, и опять скрывались. Словно зверьки, прячущиеся в норки.
