— Пробиваемся к лестнице! — заорал подполковник.
К сожалению, его совет был воспринят буквально не только оперативниками. Возле дверей на лестничную клетку немедленно возникла нешуточная давка, а оттуда валил густыми черными буклями зловонный дым, и соваться в этот дым не хотел никто. В общем, около выхода на лестницу образовалась чудовищная пробка, в тыльную часть которой уперлись оперативники.
Комбат добежал до лестницы и увидел, что дело плохо — из пролетов дымило, как будто туда по недоразумению открыли фабричную трубу. Судя по запаху, кто-то коптил там армейской дымовой шашкой.
Соваться в этот дым просто так было глупо. Борис ударил плечом в одну из ближайших дверей. Заперто. Он ломанулся во вторую и буквально влетел в номер вместе с женщиной, как раз собравшейся выбегать.
— Убивают! — заорала она.
— Кому ты нужна? — проворчал Борис, отталкивая ее и срывая с подушки наволочку. Слабая защита, но лучше, чем никакой. Пустив в ванной струю холодной воды, он намочил наволочку и снова выбрался в коридор. Возле лестничного пролета сделал несколько глубоких вдохов и выдохов, зажал нос и рот мокрой наволочкой, зажмурился и очень осторожно вышел на лестницу, намертво вцепившись в перила, чтоб никакой шальной придурок не сшиб его с ног. Загреметь с лестницы в таких условиях — это гарантированный каюк. Если не шею свернешь, то задохнешься едкой гадостью из дымовых шашек.
Дым между тем расползался по коридорам. Это редкостная гадость — дымовая шашка. Она воняет так, что блевать будет даже тот, кто неделю ничего не ел. Будет выворачивать наизнанку непереносимыми спазмами, выхаркивать внутренности и желчь…
Кое-кто уже и начал. Кого-то сложило в пароксизме болезненного кашля, кто-то царапал горло ногтями, будто бы это могло принести облегчение.
Гордин спустился в подвал. Он точно знал: в дворницкой есть засада. Только не знал, это оперативники или салабоны в форме. Но кем бы они ни были, надо отдать должное — они оставались на месте. Из дворницкой слышались возбужденные разговоры:
— Полезет?
— Да хрен его, козла, знает! Будем готовы!
— Блин, он человек или нет?
— Перестань ныть! Как появится — стреляй. Гордин, усмехнувшись, полез в сумку.
Комбат спускался по лестнице и думал, что это один из самых больших подвигов, на которые он пошел в своей жизни. Чтобы в других обстоятельствах он так сделал. Хотя чего зарекаться. Вот сейчас делает — наверняка и в другой ситуации полез бы. Обстоятельства — вот что формирует наш образ действия.
Он надеялся только на то, что по лестнице вниз не ломанется кто-нибудь, кто примерно адекватен ему по весу. Тогда ведь можно перила не удержать.
Только подумал — и на тебе: на едва пройденную площадку, прогромыхав по ступенькам, кто-то скатился. И, судя по неприятному хрусту, не по-детски приложился. Что-то бедняга себе поломал.
Невидимый, отделенный от Рублева стеной дыма несчастный тоненько закричал. Так закричал, что даже было непонятно — мужчина это или женщина. Комбат силой удержал себя от идеи проверить, как он там. Как бы он там ни был, но сейчас ему не помочь. А где-то внизу есть тварь, которая за все это ответит, когда Рублев до нее доберется.
Все это время те патрульные и оперативники, что были снаружи, пытались разобраться с происходящим внизу. И беспомощно топтались у лестницы, не имея возможности зайти.
Гордин достал из сумки что-то напоминающее пластиковый банан. Дернув за кольцо, он бросил эту штуку в сторону дворницкой и стал считать до пяти.
Эта вещь носила поэтическое название «радуга». Действовала она так: вначале следовало шесть коротких вспышек красивых спектральных цветов. А после этого радуга полыхала белым, да так, что человек переставал видеть на добрых полчаса, даже если стоял на солнце.
Когда радуга сработала, из дворницкой закричали на три голоса, а кто-то пальнул из пистолета. Пуля взвизгнула, срикошетив о что-то металлическое. Гордин бросился в дворницкую.
Там было страшно: трое ментов в форме корчились на полу, зажав руками лица, и стонали. Гордин ворвался, ударил одного ногой, отшвырнул второго, достал ключи.
Комбат вывалился из дыма на первом этаже. Его кто-то схватил и повалил на пол. Рублев рванулся, но держали очень профессиональные руки!
— Отвалите, кретины! Он в подвале! — крикнул Борис.
Послышался удаляющийся топот. Судя по всему, теперь Бориса держали только двое.
Гордин осатанело тыкал ключом в скважину, рыча от ярости. Умом он понимал, что ключ просто не подходит, что замки кто-то поменял, ничего не сказав начальству, но эмоции не так-то просто удержать!
Наконец, потеряв несколько драгоценных секунд, он успокоился. И понял, что теперь ему предстоит обратная дорога через холл, где полно народу. Ну что же, тем хуже для народа!
Он вытащил пистолет и поставил на огонь короткими очередями.
Второй рукой снял гранату, сорвал кольцо. Пошел к лестнице наверх. Перед выходом на площадку остановился и швырнул гранату.
Из семи человек, бежавших брать Матроса в подвал, не осталось целым никого. Трое первых погибли мгновенно, приняв на себя основной удар взрывной волны и осколков.
Гордин пробежал мимо них, стрелой пронесся мимо холла, отметив, что возле администраторской идет непонятная возня. Он на всякий случай дал туда короткую очередь, а потом швырнул вторую гранату на лестницу. Громыхнуло, а сверху закричало несколько голосов.
Комбат рванулся, когда над их головами просвистели пули. Оперативники, матерясь, не отпускали. Но когда на лестнице взорвалась граната, когда по всему холлу раскидало обломки досок — руки ментов ослабли. Рублев рванулся еще раз, и его не удержали.
На то, чтобы обходиться с этими ребятами гуманно, не было времени. Комбат саданул одному в подбородок открытой ладонью, тот отлетел и упал спиной на журнальный столик. Второму Рублев выбил колено. И побежал за Гординым.
Граната позволила подполковнику и его людям прорваться на лестницу — после взрыва внизу перепуганная толпа рванула в противоположном направлении, а кое-кто, судя по хлопнувшим дверям, даже спрятался в подъезде.
Гордин пробежал до приемной, миновал ее и, оказавшись в директорском кабинете, подхватил там кресло и бросил в окно. Потом прыгнул следом. И побежал прочь по гостиничному двору, не разбирая дороги.
Комбат отстал от него секунд на пять — очень осторожно пробирался по кабинетам, опасался пули в упор или еще какой гадости. Но вот и он выскочил. Огляделся, прислушался. И побежал туда, где в свете фонаря мелькнула полосатая тельняшка.
Гордин мчался к условленному месту. Он уже хотел было сбавить темп, но тут оказалось, что за ним кто-то бежит. Шестым чувством Сергей понял, что это не милиционер, не оперативник. Это скорее всего тот отмороженный жилец, про которого ему говорили.
