Вот знакомое лицо. Это Иван Рыбин. На его лице — предвкушение. Ему нравится убивать, нравится чувствовать власть над жизнями людей, над их тоненькими ниточками. Как легко они рвутся! Одно нажатие на курок — и то, что только что дышало, думало и говорило, теперь просто вещь без малейшего смысла, пригодная лишь на то, чтобы сгнить в земле или сгореть в топке крематория. Рыбин искренне наслаждается процессом убийства, ему кажется, что он слышит тоненький, хрустальный звон рвущейся жизни. А еще он любит при возможности смотреть в глаза того, кого убивает. Смотреть неотрывным, проникновенным взглядом. Ему иногда кажется, что, когда люди умирают, а он смотрит им в глаза, какая-то часть их остается в нем, делая его сильнее и умнее. Самое интересное, что Иван — примерный семьянин и очень любит свою жену и дочь.
У Александра физиономия всегда спокойная и благожелательная, чуть блуждающая улыбка в уголке рта. Он не убивает ради удовольствия, со злости, из любопытства. Он вообще старается не убивать, хотя очень хорошо умеет это делать.
Они продвигались медленно, метр за метром. Трава шелестела, эти звуки казались невыносимо громкими. Но на самом деле они слышны максимум за пятьдесят метров, а с этого расстояния уже начнется огонь. Благо возможность позволяет. Окна старой церкви выбиты, зияют распахами на разные стороны. И видно — ходят люди, что-то делают.
— Что-то мне эта тишина не нравится, — сказал Эдуард. Он приподнялся на своем матрасе, оперся на локоть и внимательно прислушался. — Тут кузнечики орали, как ненормальные, а теперь молчат, как рыба об лед! Не нравится мне это, ой не нравится.
И тут началось.
Автоматные очереди, ружейные и пистолетные выстрелы ударили со всех сторон, кроша все, что попадалось на пути свинцового дождя. А также всех.
Первым погиб Гордин. Он, на свое несчастье, слишком хорошо выделялся на фоне светлого окна. Длинная автоматная очередь врезалась ему точно в середину грудной клетки. Гордина подняло на полметра в воздух и швырнуло спиной на противоположную стенку. Он нелепо ударился и сполз на пол, оставив на стене жирные багровые разводы.
Остальные заметались, как пауки в банке, заливаемой кипятком. Нет, никто не растерялся, все помнили, что есть оружие и стены, которые их защищают. Но нападающие создали сумасшедшую плотность огня, так что просто не попасть под обстрел было трудно. На этом попался Гречко. Ему никогда не доводилось попадать под обстрел такой интенсивности, он не знал, что такое подобная обстановка. И, решив, что у него получится броском преодолеть пространство до лежавшей на полу винтовки, он ошибся. Пуля ударила его в бок, сбила с траектории и выбросила на самую середину освещенного и открытого пространства.
Он еще попытался отползти, но пуля попала в голову и напрочь оторвала нижнюю челюсть. Гречко был еще жив, когда до него дошел весь ужас этого увечья. Он схватил себя за лицо, глаза над багровым месивом выпучились. Еще одна пуля попала в руку. Гречко закричал. Кровь заливала горло. Язык болтался в одной сплошной ране, которой стало его лицо.
Видя это, не удержался от вопля ужаса даже Эдуард, хотя как раз ему ничего не грозило, — он завалился в провал в полу и там сжался, ожидая, когда нападающие перестанут кромсать их в капусту. В руке он сжимал свой пистолет.
В живых из восьми человек оставалось еще трое, считая Эдуарда. Остальные лежали на полу в нелепых позах, израненные, истерзанные. Гречко, все еще живой, ползал по полу и булькал. Еще одна пуля ударила его в шею. Он упал и больше не шевелился.
Ответный огонь они все-таки открыли. Но никто из тех, кто находился в церкви, не мог видеть нападающих, не мог скоординировать стрельбу и понять, имеет ли пальба эффект. Они просто отбивались из последних сил.
Вот упал еще один, еще.
Эдик остался один. В наступившей тишине он услышал шаги. И, понимая, что если они дойдут до него, то просто добьют, он закричал:
— Эй, уроды! Все на одного или хоть один мужик найдется?
После короткой паузы отозвался спокойный голос:
— Почему же нету? Давай поиграем. Только ты не стреляй, мы с тобой по-другому.
— Отчего бы и не по-другому? Только вы тоже не стреляйте.
— Не стрелять! Я сам! — приказал Александр и вошел в церковь, поигрывая ножом.
Воодушевленный Эдик проворчал:
— Вот, хоть одного завалю. А то как-то совсем неудобно получается.
Он сделал неуловимый жест рукой, и в ней сверкнул складной нож.
Александр был меньше и легче, чем Эдуард. Он вообще на фоне здоровенного убийцы смотрелся каким-то игрушечным. Они сошлись, покружили немного, потом нанесли по одному удару, такому стремительному, что никто не успел ничего понять. И хотя по всем канонам кто-то должен был умереть — этого не произошло. Они увернулись.
И снова сцепились. Окаменевшие, восхищенные зрители смотрели, как эти двое исполняют смертоносный танец. Нож в нож, лицо в лицо.
Эдуард сделал обманный финт, упал на колено, перебросил нож в левую руку. И нанес колющий удар вперед-вверх, который должен был бы войти в живот противнику и пронзить его до солнечного сплетения.
Александр оказался немного в стороне. Первым ударом он перерезал сухожилие на руке Эдика. Нож зазвенел по полу. Второй удар — Эдика ослепило. Третий. Нож вонзился в основание шеи сбоку за ухом и достал до головного мозга. Эдик упал лицом вниз.
— Вот так, — сказал Александр. И всем показалось, что этот обычный, такой спокойный парнишка просто демон.
— Насколько я понимаю, Рича здесь нет. значит, он. По машинам! — крикнул Александр. — Потом вернемся, спалим тут все.
Он надеялся, что Рич не сумеет переиграть Комбата в прямом противостоянии.
* * *
Для Женере стал неожиданностью звонок лейтенанта Крохина.
— Мне надо срочно с вами увидеться, — сказал тот.
— А по какому случаю, если не секрет?
— Не секрет. Тут обнаружилось кое-что касающееся вашей сделки. Например, есть очень любопытные письма директора Кулагина какому-то Ричу. Я несколько удивлен их содержанием. Собственно, там речь идет о каких-то совместных действиях, касающихся противодействия вашей сделке. Не могли бы вы уделить мне немного времени?
— Я думаю, что это возможно. Тем более что после ваших слов у меня тоже возник вопрос к вам, и думаю, что надо подробно выяснить что и как. Если хотите — можете приехать. Я скажу вам адрес, если вы приедете не в сопровождении отряда спецназа, а один. Я тут, видите ли, на осадном положении.
— Хорошо, я приеду один, — спокойно согласился лейтенант.
Женере позвал Комбата.
— Борис, послушай, мне все это очень не нравится.
— Мне тоже, — ответил Комбат.
Они ждали. И вот за окнами загудел мотор автомобиля. Хлопнула дверца.
— Борис, встань вон туда, — Женере показал на шкаф.
