Юрий Павлович, встав на нетвердые, вибрирующие в коленях конечности, попытался было гнуть свою линию:
— Борис, у нас с тобой был договор. Ты убираешь Смотрящего, а я возвращаю тебе семью. Давай начнем с тебя!
— Торгуешься? — вздохнул Рублев. — Ну, давай, пока я еще добрый. Так как насчет того, чтобы позвонить туда, где ты прячешь мою родню, и пригласить к телефону Татьяну? А потом поговорим о моей части договора.
Романов и не представлял, каких усилий стоит Борису вот такое поведение — спокойное, холодное, с оттенком сарказма. Комбата разрывало нехорошее предчувствие, ему хотелось, чтобы все разрешилось как можно скорее… И он встал с кресла и стал надвигаться на Романова.
— Звони, я тебе сказал!
Юрий Павлович затравленно огляделся. А потом тонко завизжал и попробовал сорваться мимо Бориса в открытую дверь. Рублев врезал ему по ребрам как раз в тот момент, когда визжащий человек пробегал мимо. Романов кубарем полетел по полу, врезался в сервант, и на него сверху упала ваза с искусственными цветами.
— Они живы? — спросил Рублев.
Романов понял, что пару часов назад он своими руками обрубил единственную ниточку, за которую можно было ухватиться, чтобы не упасть в черную бездну.
Юрий Павлович встал на четвереньки, потом собрался с силами и поднялся на две точки…
Комбат понял.
Это было, как громадная цистерна ледяной воды, обрушившаяся на него сразу со всех сторон, как взрыв, порвавший его в клочья и раскидавший по всей Вселенной. Борису показалось, что внутри него распахнулась пустота, и она сейчас затянет его внутрь, и все будет кончено в несколько секунд…
Он пошатнулся, восстановил равновесие…
Романов смотрел на Комбата, как насмерть перепуганный зверек. Но зверек этот, пожалуй, был крысой. А это млекопитающее славится тем, что, если его загнать в угол, оно начинает отчаянно бороться за свою в общем-то никчемную жизнь.
Юрий Павлович налетел на Бориса всей массой. Тот, еще не успев отойти от потрясения, не сумел вовремя среагировать. И мгновенно оказался придавленным к ковру разъяренным, визжащим Романовым, молотящим его куда попало.
Мало-помалу в этой истерике прорезались слова:
— Убил! Убил! И суку твою, и щенков! И тебя сейчас прикончу, скотина, мразь!
Борис перехватил его руки, несколько секунд они мерились силами, а потом Романов просто «сдулся». Его боевого безумия хватило на слишком короткий срок.
Борис сбросил с себя обмякшего, прекратившего сопротивляться Романова. Перехватил его за одну руку, крутанул. Хрустнули рвущиеся связки, Юрий Павлович зашелся в вопле. Комбат спокойно, как механизм, взял вторую руку и поступил с ней так же. Потом методично, с жуткой неспешностью сломал Романову обе ноги. К концу этого четвертования Юрий Павлович уже не кричал, а только еле слышно стонал.
Комбат подошел к окну, сорвал портьерный шнур. Со второго — еще один. Вернулся к шевелящемуся на ковре врагу и стянул ему конечности за спиной — кисти рук к ступням. Эта поза очень быстро становится болезненной даже для здорового человека. Что испытывал Романов со своими переломанными костями — страшно представить.
Когда Борис закончил упаковывать Юрия Павловича, вошел Болеславский. Увидел, что произошло. Побледнел и ухватился за стенку.
— Когда их убили? — спросил Рублев.
— Часа два назад, — ответил Болеславский.
Борис коротко зарычал сквозь сжатые зубы.
— Ты меня тоже убьешь?
— Тебя? — исподлобья посмотрел Комбат. — Нет, не убью… Где они держали мою семью?
— Я сам это узнал только что. Старый рыбозавод. Если хочешь — я покажу.
— Покажешь, — кивнул Борис.
— А он? — спросил Иван, косясь на Романова, который уже не стонал, а только шевелился.
— Поедет с нами, — ответил Комбат и, взявшись за портьерный шнур, поднял искалеченного врага с ковра.
Новый вопль потряс стены — видимо, Романов еще не до конца понял, какой может быть боль. Комбат вынес его в гараж, идя следом за Болеславским. В огромном багажнике «мерседеса» Романов уместился с запасом.
Наверное, он и представить себе не мог, что его последняя поездка на этой машине будет проходить вот так.
Комбат сел возле Ивана. Тот прогревал двигатель. Посмотрел на лицо Бориса и сказал:
— Там, на заводе, еще находится исполнитель.
— Покажешь, — тусклым голосом отозвался Рублев.
«Мерседес» выкатился из гаража. Теперь, как никогда, он напоминал катафалк. Отблескивая лакированной шкурой в фонарных лучах, он несся по ночной Москве. На эту машину не замахивались милицейские жезлы — лежащий сейчас в багажнике хозяин в свое время позаботился о номерах для своего крейсера.
Город закончился. Иван посматривал на километровые знаки. Около одного из них свернул на боковую дорогу, и машину затрясло на плохом асфальте. Из багажника донесся стон. Комбат адресовал туда громкое и грязное ругательство. Он не испытывал даже капли сострадания к твари, которая в одночасье перечеркнула все, к чему он стремился всю жизнь. Никакие стоны не могли разжалобить его. И Болеславский вздохнул — кажется, его закрутило в таких жерновах, сквозь которые надо пройти до конца. Может быть, это поможет чему-то научиться…
Машина затормозила возле заводских корпусов.
— Я сейчас позвоню, — сказал Болеславский. — Вот сотовый Романова, он звонил с него.
Борис безучастно ожидал, что будет дальше. Иван нашел пометку «Тимур» и нажал на зеленую кнопку.
Тимур и Болеславский были знакомы — как-никак работали в одной команде. Потому ингуш не удивился, что ему звонят именно так.
— Тимур, выйди к главному корпусу, — сказал Иван, — надо поговорить.
— Сейчас, — невозмутимо отозвался тот. Собрался, пригладил ладонью черные жесткие волосы и вышел на улицу.
Хозяйский автомобиль он узнал сразу. Спокойно, не изображая низкопоклонничества, он подошел. И тут удивился в первый раз. Потому что Иван был не с Юрием Павловичем, а с каким-то здоровенным усатым мужиком в черной полувоенной форме и с весьма помятой физиономией. Решив, что Романов куда-то отошел, ингуш степенно поздоровался с Болеславским, а когда протянул руку незнакомцу, она повисла в воздухе. Ингуш удивился второй раз. Убрал ладонь и спросил:
— А босс где?
Ответил не Иван, а тот самый мужик:
— Открой багажник.
Тимур открыл и остолбенел. А когда у него появились силы на то, чтобы снова пошевелиться, мужик в черном стоял рядом. И глаза у него были такие, что Тимур пожалел о переезде в Россию.
— Ты их убил, — не спросил, а констатировал мужик.
Тимур не спрашивал кого — все было и так ясно. Вообще все встало на места. Кажется, босс попробовал раскусить такой орех, который оказался ему не по зубам. Результат? Он лежит в багажнике, скрученный портьерным шнуром, а тип с оловянными глазами безжалостного мстителя сейчас порежет его, Тимура, на ремни.
