Нет, не нужен. У него теперь сын. От Любочки.
Я не удержалась и всхлипнула.
Как же жалко себя! Это все тот дурацкий ликер, что девчонки подлили мне в кофе. Говорила же им, что не пью. Мне еще контрольные проверять.
Всю неделю я честно отнекивалась от приглашений посидеть в кафе. Но сегодня не выдержала. Женька снова пришел. И на этот раз я точно знала, что дело не в Любочке. Он пришел, чтобы увидеть меня.
От этого стало еще больнее.
- Да ладно, Лиз, забудь козла этого! Ты молодая, красивая баба. Найдешь себе мужика, – увещевала Лариса, пока я рыдала над чашкой.
Вот как ей всегда удается выглядеть так, будто она только что из салона? Стоит глянуть на ее идеальный маникюр – и мне становится стыдно за собственные короткие ногти без лака.
- Да, Лизок, забей на него, – поддакивала Светуля, поправляя прическу. Хотя, что там поправлять, все волосок к волоску. – Давай к нам, в «Креатуру». Нам нужны толковые люди. Ты в своей школе скоро мхом зарастешь.
Я шмыгала носом и пила обжигающий кофе, не догадываясь про ликер. Только когда в голове зашумело, а в глазах начало двоиться, поняла, что меня развезло. Еще бы! Я три чашки выхлебала на голодный желудок, в котором кроме одинокого пирожка с капустой с утра ничего не валялось.
- Девчонки, это не честно, – пробормотала заплетающимся языком.
- Ой, ты нам еще спасибо скажешь! – фыркнула Ларка. – Видела бы ты себя, в гроб и то краше кладут. Сейчас мы тебе такси вызовем, домой отправим. Ложись и спи! А завтра позвонишь своей мегере и скажешь, что требуешь законный отгул. Имеешь право!
- Она меня в порошок сотрет, – икнула я.
- Ну и отлично, – обрадовалась Светуля. – То есть, давно пора оттуда свалить!
- Всю не сотрет, – поддержала Лариса. – Зато расслабишься. Светуль, вызывай такси.
- А контрольная?
Я потрясла самым весомым аргументом – своей тяжеленной сумкой, в которой лежали тетради.
- Забей ты на них.
Но я так поступить не могла. Завтра нужно раздать тетради и поставить оценки в журнал. Лишаться работы я пока не готова. Даже такой. Фирма – фирмой, но сердце болит за моих четвероклашек. Я же их с первого класса веду, они мне уже как родные. Как можно бросить их в середине года?!
А потому попрощалась с девчонками и молча села в такси. Но едва мы свернули за угол, как я попросила водителя остановиться. В салоне висел смог из курева и восточных пряностей. Мне нестерпимо захотелось на воздух.
Молодой парень южной наружности улыбнулся, демонстрируя белые зубы:
- Ай, карашо, красавица, мне за всю дорогу платить! Сдачи нет!
Ну да, девчонки же заплатили, чтобы он довез меня до самого дома. Пришлось улыбнуться в ответ:
- Считай, что это твои чаевые.
Он прищелкнул языком, разлился в дешевых комплиментах моей неземной красоте и укатил. Я осталась посреди ночной улицы.
Где-то впереди, чуть покачиваясь на ветру, горел одинокий фонарь. Круг света под ним слегка колебался, то наползая на кирпичную стену дома, то возвращаясь в центр перекрестка.
Под ногами поблескивал лед, скупо посыпанный песочком. Зима в этом году вышла особо щедрой на гололед, а дворники жалели песок так, словно сыпали из собственного кармана.
Было тихо и жутко.
Ну, где наша не пропадала? Тут до дома всего – ничего.
Подтянула сумку повыше и быстрым шагом направилась прочь.
Как раз проходила мимо очередной подворотни, когда услышала тихий скулеж. Сначала решила, что это щенок. Но стоило подойти ближе, как скулеж перешел в детский плач.
Дорогу мне преградила натянутая сетка-рабица. За ней виднелась площадка с мусорными контейнерами и…
Маленькая девочка. Лет десяти – не больше.
Несмотря на февраль, она стояла в коротком оранжевом джинсовом сарафанчике и с такого же цвета повязкой на голове. Без штанишек, без шапки и куртки!
Это заставило меня притормозить и протереть глаза.
Но нет, девочка никуда не исчезла. Она стояла, такая одинокая, беззащитная, в тени мусорных бачков, и плакала навзрыд.
Мое сердце дрогнуло.
Не придумав ничего умнее, я прижалась к сетке и позвала ее:
- Эй, малышка! Ты что здесь делаешь? Где твои родители?
Где те ублюдки, что выгнали ребенка на мороз?!
Девочка перестала плакать и вскинула голову. Наши взгляды столкнулись. И я онемела.
На меня смотрели две черные дыры. Ни радужки, ни белков.
Захотелось перекреститься.
Все, больше не пью. Доберусь до дома, зажгу свечечку перед бабушкиным триптихом, а потом позвоню Лариске и спрошу, что такое забористое она мне подлила. Потому как такие глюки не возникают на ровном месте…
Мысль додумать не дали.
Со стороны двора на площадку за сеткой вылетела разбитая «десятка». Взвизгнула тормозами. Оглушила меня взрывом отечественного рэпа и светом неоновых фар.
С водительской стороны опустилось стекло, и в проеме показалась бритая голова. На лице водилы отразилось усилие мысли. Он уставился на девочку.
Задняя дверь со скрипом открылась. Оттуда высыпали братки и тоже застыли, глядя на чудо в апельсиновой юбочке. Судя по всему, особым интеллектом никто из них не отличался.
- Эй, чикса, – первым отмер водила, –ты чё, заблудилась?
Кто-то присвистнул. Остальные заржали.
- Иди к нам, погреем!
Двое из них направились к девочке. Она же стояла, будто не понимая, что они говорят. Даже не шевельнулась.
Вот незадача! Кажется, кто-то должен вмешаться. И что-то подсказывает, что этим героем (надеюсь, не посмертно) стану я.
Набрала побольше воздуха в грудь и «вышла из тени»…
- Эй! – закричала, привлекая внимание. И для вящей убедительности грохнула сумкой об сетку. – Не троньте ее! Оставьте ребенка в покое!
Да где же ее родители?!
Взгляды братков обратились ко мне.
Сразу так неуютно стало… Захотелось зарыться в асфальт, прикинуться ветошью и не отсвечивать.
Но за сеткой, на той стороне, стоял зареванный беззащитный ребенок, и он нуждался во мне! Весь мой материнский инстинкт, если вообще таковой у меня имелся, взывал к справедливости. Эх, попадись мне сейчас эта горе-мамаша!..
- Ты чё трындишь, овца? – один из братков вопросительно навис надо мной. – Чё в сумке-то?
Я инстинктивно подалась назад, хотя между нами еще оставалась сетка. И краем глаза поймала движение справа.
Только не это! Там в заборе дыра!
