– Охренеть, очкастая рыжая жаба, это ты, что ли? Вот так встреча. Хорошо выглядишь. Наверное, больше в окна не выходишь и постель не мочишь по ночам, а?
Прошлое настигло и ударило под дых именно в момент, когда этого никто не ждал. И все вернулось. Ненавистное лицо, то самое, что всегда приходило во снах чаще других, снова маячило прямо перед глазами, смотрело, осклабившись, казалось, проникая в самую душу. И там, в душе, разливалась мертвенная черная пустота, воронкой засасывающая в себя все мысли и ощущения, кроме липкого страха унижения. Теплая струя полилась по ногам, лишая остатков самоуважения. На смену приходило только одно всепоглощающее чувство – ненависть.
Глава шестая
Четвертый день нахождения на базе чем-то напоминал Патриции день сурка. Проснулась она, по обыкновению, гораздо раньше завтрака и даже обрадовалась, найдя в почте задание от шефа, которое требовало пары часов времени. Эти два часа можно было чем-то себя занять. Интересным, полезным и понятным.
Слышимость в большом доме была довольно хорошая, поэтому примерно в районе шести утра по местному времени Патриция стала непрошеной свидетельницей разговора за стеной – в люксе. В том самом, где жила семья Ратсепп с неугомонным сэром Ланселотом.
– Мамочка, ты спишь? – звонкий голос не оставлял сомнений, что юный сэр прекрасно выспался.
– Да, – сонный голос принадлежал Кайди.
– Ну, спи, спи, а я пойду на первый этаж.
– Мммм, зачем?
– Пойду поработаю.
– Над чем?
– Нарисую картинку, как вы с папой катаетесь на лыжах.
– Хорошо.
– Я не буду тебе мешать.
– Договорились.
– А можно я свет включу, тапочки свои не вижу.
– Можно.
– А где моя кофта?
– На стульчике.
На этом месте диалога Патриция не выдержала и начала смеяться, представляя, как рыжеволосая красавица с закрытыми глазами разговаривает со своим до невозможности деловым сыном.
– Нашел. Выключаю свет.
– Хорошо.
– Я пошел работать.
– Иди.
Из-за стены раздался грохот.
– Мама, я уронил стакан с водой.
– Ничего страшного, он пластмассовый.
– Я сейчас вытру.
– Хорошо, давай.
– Я включу свет, а то лужу не видно?
– Конечно, сыночек.
Какое-то время за стеной было тихо, только раздавалась какая-то еле слышная возня.
– Мама, я вытер, пошел работать, – снова раздался звонкий голос мальчика.
– Отлично, иди уже.
– А я тебе не перебил сон?
– Перебил.
– Тогда пошли работать вместе.
– Ну уж нет.
Соседская дверь скрипнула, по деревянной лестнице прошлепали легкие шаги, и снова стало тихо. Патриции на мгновение стало не по себе. Трехлетний мальчик был внизу, в гостиной, совсем один. Конечно, в доме его никто не обидит, а входная дверь наверняка заперта и камин погашен, но все-таки. Она вспомнила, как накануне слышала тихие шаги, словно кто-то вернулся в дом тайно, не желая привлекать внимание к тому, что выходил под снег. Кстати, о снеге.
Патриция соскочила с кровати и подбежала к окну. Как писал поэт, «мело-мело по всей земле, во все пределы». Сугробы во дворе стали значительно выше, чем вчера, сквозь плотную пелену падающего снега по-прежнему было ничего не видно на расстоянии вытянутой руки. Да, сегодня катания тоже не будет. И чем заниматься запертым в доме людям? Впрочем, это не было ее проблемой. Патриция вернулась в постель и углубилась в работу.
Минут через пятнадцать из-за стены опять послышался звонкий голос Ланселота Нильса:
– Мама, я уже поработал, смотри, что я нарисовал.
– Сынок, отличный портрет нашей семьи получился. А это кто?
– Папа и ты, вы катаетесь на лыжах с горки. Вот я кормлю маленького олененка, это Эмилия, она расчесывает волосы, а это Игорь.
– Игорь?
– Да. Поисс. Мальчик. Друг Эмилии. Он тут живет.
Забавно, юный сэр разместил на семейном портрете случайного мальчишку, с которым его сестра познакомилась только два дня назад. Да, пожалуй, у мальчишки большое сердце, открытое для всех. Вот только Кайди жалко, из-за этой разницы во времени ей никак не удается выспаться в отпуске.
– Мама, вставай, пойдем к оленям, – не унимался мальчик.
Тяжелый вздох, слышный даже через стену.
– Пойдем.
Патриция улыбнулась сговорчивости матери юного сэра и снова углубилась в работу. К восьми утра, когда она спустилась к завтраку, в гостиной уже кипела жизнь. Сэр Ланселот за обе щеки уплетал обещанную ему вчера кашу из тики, то есть пшенную кашу с тыквой. Кайди пила кофе, Айгар и Эмилия ели яичницу.
Павел и Эдик разжигали камин, видимо, уже позавтракав, Сергей и Аркадий Петрович на диване углубились в какой-то разговор. До Патриции доносились слова «Дикая мята», «Летчикфест» и «Моргенштерн». Видимо, обсуждалась современная музыка. От этой темы Патриция была далека. Привычно хлопотала у плиты Ирина. Не было только Карины, видимо, женщина еще спала.
– Доброе утро, – поздоровалась Патриция.
– Выспались? – ласково спросила Девятова. – Омлет, яичница или, может, пшенная каша? Мальчик сказал вкусно.
– Пожалуй, да, пшенная каша, – согласилась Патриция. – Ланс, ты не против?
– Нека, я уже позавтракал, – сообщил мальчик с достоинством. – И к оленям сходил, и поработал.
– Да, я слышала, что ты работал, – Патриция улыбнулась Кайди. – Не повезло вам с этой разницей во времени, не удается нормально выспаться в отпуске. К смене часовых поясов и взрослые долго привыкают, не то что дети.
– Нет, юный сэр и дома встает в пять утра, – рассмеялась Кайди, – если удалось поспать до половины шестого, то это практически праздник, так что здесь он как раз легко справился с джет-лагом. Иначе бы мы рисовали, читали и проведывали оленей с двух часов ночи.
Пшенная каша таяла во рту. У Патриции никогда не получалось сварить ее такой нежной консистенции, или все дело в русской печке? Впрочем, задать вопрос Ирине она не успела. Хлопнула входная дверь, по коридору простучали тяжелые стремительные шаги, мелькнула заметенная снегом Карина в расстегнутом пуховике и без шапки. Через открытую дверь Патриции было видно, что лицо ее искажено страданием, а на щеках застыли замерзшие на морозе слезы. Хлопнула еще одна дверь, на этот раз номера, который занимала женщина, и из-за нее послышались сдавленные рыдания.
– Что-то у девушки с нервами совсем нехорошо, – заметил Аркадий Петрович.
