Пройдя около десяти минут от трамвайной остановки, Акуцу подошёл ко входу в парк Крукс-Вэлли. Низкие ворота зелёного цвета и сегодня тоже были распахнуты настежь. Аккуратно постриженная трава на газонах была такой же сочной, как летом. Напротив забора, расположенного с северо-западной стороны от газона, два мальчика качались на качелях. Белокурая женщина — видимо, их мать, — присев на небольшую горку, наблюдала за ними.
Акуцу направился к пруду, находившемуся на юго-западе. Несмотря на холодный день, там по-прежнему сидели мужчины с удочками. Неизвестно, были ли это те же люди, что и летом. Но и белый ресторан с треугольной коричневой крышей, и тропинка, идущая через газон S-образной формы от пруда к террасе ресторана, и сияние поверхности воды — всё было абсолютно таким же. И всё так же завершённость пейзажу парка придавало элегантное здание ресторана, возвышавшееся за прудом.
Акуцу, скрестив руки, стоял у кромки воды и размышлял о единственном исключении в окружающей обстановке — отсутствии Софи Морис. Он вдруг ясно осознал, что обманулся в расчётах: ведь зимой нет необходимости есть сэндвичи на улице, а ему просто хотелось полюбоваться пейзажем…
В следующий раз надо прийти сюда, не думая о работе. Вон на той террасе можно будет за кружкой «Гиннесса» почитать любимую книжку. Будет интересно также попробовать почитать что-то на английском языке. С тех пор как Акуцу начал работать в газете, он быстро забыл, как можно проводить выходные дни. На мгновение представив свои летние каникулы, журналист повернул обратно.
Заметил стройную женщину, которая шла ему навстречу от входа. В одной руке она держала пластиковый стакан — видимо, купив в кафе кофе, собиралась отдохнуть в любимом парке. Ну вот… Сейчас невезение должно уступить место удаче.
Софи Морис, заметив Акуцу и, судя по всему, вспомнив его, улыбнулась. Не останавливаясь, она указала на скамейку возле газона. Акуцу, убедившись, что Софи узнала его, успокоился.
Они обменялись рукопожатиями и почти одновременно опустились на скамейку.
— Вы помните меня, не так ли?
— Да. Вы журналист из «Дайнити», правильно? Вас зовут… простите. Я забыла.
— Ничего страшного. Акуцу. Акуцу Эйдзи.
— Да-да. Акуцу-сан, так?
— Можно называть меня Эйдзи.
— Сегодня вы тоже здесь по работе, Эйдзи?
— Да. Я хотел бы, чтобы вы выслушали меня. Только не смейтесь. Я пришёл задать вам тот же вопрос.
— Очень грамотно… Вы хотите сказать, что с изменением времени года мой ответ тоже может измениться?
— Простите. В том смысле, что вопрос касается мужчины, с которым вы встречались — вернее, и сейчас тоже поддерживаете отношения, — да, ничего не изменилось.
Софи наконец-то поднесла стакан к губам.
— Продолжайте.
— Но в отличие от прошлого раза я пришёл спросить не о китайце, а о японце.
Поскольку ответа не было, Акуцу продолжил:
— В восемьдесят третьем году вы жили в Лондоне, так? Работали в газете…
— Да. С японцем, о котором вы говорите.
— В ноябре восемьдесят третьего ваш возлюбленный находился в Голландии, верно?
— Он говорил, что путешествовал по Европе. Вроде был и в Голландии.
— По всей вероятности, он ездил выяснять подробности дела о похищении Хайнекена. В Японии есть тетрадь, в которой, как предполагается, он делал записи. Писал по-английски о Хайнекене, а также о японских компаниях.
Акуцу вкратце изложил суть дела «Гин-Ман». Предполагая такое развитие, он заранее составил текст на английском, что очень помогло.
Софи, глядя на пруд, хранила молчание. Нет сомнений, что с прошлого визита японского журналиста в её душу закрались сомнения. Слова «в то время у меня не было близких отношений с китайцем» не были неправдой. Но они не были и искренними. Если б она сказала, что это был японец, — журналист, приехавший с самого восточного края земли, был бы спасён. Но почему же она этого не сказала?
Дело в том, что Софи, очевидно, знала о тёмной стороне своего возлюбленного. И, по всей видимости, боялась заглянуть ему в душу.
— Если не возражаете, могу я спросить его имя?
Акуцу говорил уверенно. Но ещё больше уверенности было в его взгляде. Он твёрдо решил встретиться с этим человеком.
Софи глубоко вздохнула. Больше половины жизни она провела с ним. И теперь этой спокойной жизни конец… Лицо, с которого исчезла улыбка, выражало глубокую печаль, которую болезненно чувствовал Акуцу.
Будучи журналистом, она преподаёт в университете. Больше всего Акуцу не хотел говорить то, что сказал сейчас. Но как же профессиональная этика?.. Он ждал.
— Тацуо Сонэ. Какими иероглифами пишется, не знаю. Сколько бы ни пыталась, запомнить не могу.
— Сонэ-сан сейчас дома? — спросил Акуцу, взглянув на полное отчаяния лицо Софи.
— Нет, он в Йорке.
— В Йорке…
Акуцу точно не знал, далеко ли это, но предполагал, что на севере. Он не ожидал, что, добравшись до Шеффилда, ему придётся ещё куда-то ехать, поэтому растерялся. Но выбора не было — он мог двигаться только вперёд.
— Где в Йорке я смогу с ним встретиться?
— В будние дни он подрабатывает в книжном магазине в Старом городе.
Акуцу протянул листок бумаги и ручку, которые достал из кармана пальто. Софи без колебаний записала название магазина.
— Я ещё некоторое время побуду здесь, полюбуюсь пейзажем, хотя уже насмотрелась на него вдоволь…
Акулу, услышав этот крик души со скрытой просьбой оставить её одну, поднялся и склонил голову. Потом, не оглядываясь, вышел из зелёных ворот. Ему казалось, что если он обернётся и посмотрит на одинокую фигуру, то почувствует себя виноватым. Правда может сильно ранить. Может причинить боль окружающим людям. И тем не менее её нужно говорить. Если вдуматься, нет такой работы, после завершения которой ты останешься «хорошим человеком».
Когда Акуцу шёл к трамвайной остановке, его осенила одна идея. Несколько раз прокрутив её в голове, он пришёл к выводу, что идея неплохая. Сняв кожаные перчатки, достал смартфон, который, в соответствии с указанием Окады из бухгалтерии, настроил для использования за границей…
* * *
Поднявшись по лестнице, Акуцу пошёл по переходу.
По дороге он остановился и обвёл взглядом платформу. Потолок был решётчатый, в форме арки; через него лился солнечный свет. Это было одно из самых популярных туристических мест во всей Англии. Станция выглядела скромной, но простота оформления вызывала чувство покоя.
Акуцу вытащил из сумки путеводитель и, мучимый простудой, поплёлся дальше. Он ещё находился в полудрёме, поскольку, незаметно для себя, уснул в поезде.
После того как журналист покинул парк, через 50 минут на вокзале Шеффилда он сел в поезд дальнего следования. Выбрал вагон первого класса, так как, вдобавок к общей слабости, у него заболела поясница. Хотелось хоть немного отдохнуть в комфортных условиях.
