— Прости?
— Это я прошу прощения, ирли. Просто… это слишком очевидно. — Она мельком бросила на меня лукавый взгляд.
— Какое мне должно быть дело до его влюбленности? — Разозлилась я. В том числе из-за того, что его симпатию так явно видят окружающие. В конце концов, это его вина, что ярл заподозрил меня в измене и наказал. Наказал ни за что!
— Потому что вы не плохой человек. Не уподобляйтесь остальным. Не подумайте ничего плохого, я просто хочу сказать, что если весь свет вдруг исчезнет, тьма победит. Поэтому не стоит закапываться в свою боль и ранить других в ответ.
— Ты сейчас лечишь мне не только тело, но и мозги?
— Нет, что вы. — Она улыбнулась вновь. — Лечить мозги я пока не научилась. Просто… — Она замолчала, задумчиво поглядывая на тусклые искорки, идущие из ее пальцев под мою кожу. — Я верю, что есть люди, которым суждено менять миры. Их очень мало, но всегда рядом с ними ощущаешь их внутренний свет. Но всегда есть опасность, что злость, к примеру, поглотит его и с лица земли исчезнет что-то важное.
— Это не значит, что я могу менять людей.
— Каждый человек это мир. Может именно вам предстоит изменить их?
Больше мы не разговаривали. Рария ушла, коротко попрощавшись и обещая вернуться с бумагой и пером, чтобы послушать о моих способностях. Вернулась Шарлот и принесла легкий завтрак, который я с неохотой съела. Девушка по моей просьбе принесла мне несколько книг из библиотеки и шутливо передразнивала местного архивариуса, который осуждающе качал головой, не ободряя выбранные ею произведения.
Пока меня больше не трогали, и я смогла отдохнуть, погрузившись в мир сказок, которые были так не похожи на настоящий реальный мир. Все получалось просто, слишком ладно. И доза приторной сладости помогла мне немного снять напряжение.
Слова лекарки не выходили у меня из головы. Серьезная и собранная девушка уверенно говорила о своих мыслях на мой счет. Почему она решила что я, пришлая иноземка, смогу изменить хоть что-нибудь в этом мире? Мне даже моя собственная жизнь не принадлежит. Я совершенно разбита. Эта необоснованная уверенность, только подмывала песок под ногами. Сейчас я была на грани, когда ужасные мысли начинают витать вокруг, больно жаля как дикие осы, не позволяя их забыть и отвлечься.
«Лучше не будет. Только хуже. Ты игрушка. Ты наскучишь, и тебя выбросят. Не проще ли закончить все сейчас?»
К большому сожалению, пришлось признаться самой себе в том, что у меня нет ни единого пути отхода. Вернуться в Боклер я не могла. Прознай Эвелин о моем возвращении, она тут же сообщила бы ярлу о моем местонахождении. Просто из вредности и желания выслужиться, вдруг богатый ярл предпочтет молодую вдову, вместо непокорной беглянки. Прятаться в незнакомых местах тоже плохая идея. Совершенно не зная мира, я и представить не могла, о том, что могло меня ждать там. На другой земле. Попади я в чужой город, со мной может произойти все что угодно. Не только в Боклере к женщинам относились как к красивому товару. А за морями… За морями жили чистокровные, и там мне ни место.
После пятой войны общество изменилось. Чистокровные перебрались на другие земли, создали совет и границу, через которую практически невозможно было пробраться. Остались только люди и смески, такие как я. Всех, кто не успел вовремя уйти обозленные и завистливые люди в доспехах императорского войска вырезали сотнями. Те, кто обладал хоть каплей магии, готовы были забыть о ней, спрятать, лишь бы не попасть в число тех, кто был объявлен врагом. Все вовремя закончилось, даже слишком быстро, но по привычке и из страха, возможности и умения, что подарила магия многим выжившим, скрывались. Я не застала саму войну, но видела ее последствия. Измученных стариков со шрамами от пыток, множеством братских могил в которых кучами были похоронены все неугодные, и взрослые, что с самого детства были науськаны молчать о своих силах. Это было страшно, даже в прошествии многих лет. Как говорила мама, ее семья была практически уничтожена, только единицам удалось бежать, затерявшись в толпах таких же пострадавших.
— Ирли Торунн? Вы не спите?
— Нет, Рария. Проходи.
— Вы готовы поговорить со мной?
— Конечно. — Согласилась я и девушка опустилась в кресло напротив. — Ты умеешь накладывать полог тишины?
— Да, а есть необходимость?
— Я не хотела бы распространяться на свой счет. — Рария понимающе кивнула и, сделав пас рукой, установила защиту. — О чем ты хочешь услышать первым?
- Я хочу услышать, как поют сирены. — Уверенно заявила она.
— Ты же понимаешь, что я могу не оправдать твоих ожиданий?
— Я прекрасно понимаю это, ирли Торунн. Но меня не столько влечет результат, сколько интересует сам процесс. Как ученого. — Смутилась девушка и ее щеки чуть порозовели.
— Ну что ж. — Я села по удобнее и закрыла глаза, приготовившись петь.
В голове крутилась одна песня, которую я однажды услышала, проходя с отцом мимо корчмы. Там пела девушка. Она очень красиво играла на лютне и отец, увидев мои загоревшиеся глаза, позволил послушать ее до конца. Мне хватило одного раза, что бы запомнить слова, и я часто напевала это песню, пока отец был жив. Но после его смерти, у меня не поворачивался язык, так как каждый раз на глаза наворачивались слезы.
Ее мотив уже заиграл у меня в голове тихими переливами струн, и я запела, вторя мысленной лютне.
Глава 14
Путь пальцем проложи
Средь шрамов, ран суровых,
Чтобы наши слить пути
Судьбе наперекор.
Открой те раны,
Вылечи их снова.
Пусть сложатся они
В судьбы узор
И из снов моих
С утра бежишь проворно.
Крыжовник терпкий,
Сладкая сирень.
Хочу во сне твой видеть
Локон черный, фиалки глаз твоих,
Что слез туманит тень.
По следу волка
Я пойду в метели.
И сердце дерзкое настигну поутру.
Сквозь гнев и грусть,
Что камнем затвердели,
Я разожгу уста,
Что мёрзнут на ветру.
И из снов моих
С утра бежишь проворно.
Крыжовник терпкий,
Сладкая сирень.
Хочу во сне твой видеть
Локон черный, фиалки глаз твоих,
Что слез туманит тень.
Не знаю ты ль моё предназначение?
Иль страстью я обязан лишь судьбе?
Когда в желанье я облек влечение,
Не полюбила ль ты во вред себе?
И из снов моих
