С утра бежишь проворно.
Крыжовник терпкий,
Сладкая сирень.
Хочу во сне твой видеть
Локон черный, фиалки глаз твоих,
Что слез туманит тень.
Я пела, смотря куда-то в стену и представляя себе ту любовь, о которой пелось в песне. Это было едва ли не самым важным пунктом для той самой магии, которую называли песнями сирен. Мы должны вложить душу, сердце, проникнутся чувствами и тогда наш голос мог увести за нами кого угодно. Мне так говорили.
Люди зачарованно следили за каждой нотой, не замечая, как сами шли в пропасть, проникаясь всеми чувствами. Если сирена испытывала боль, то простой человек мог умереть от разрыва сердца, ощутив всю печаль на которое способно его сердце. Маленькие детки под колыбельные засыпали сладким сном, под веселые песни люди танцевали, кружась и смеясь от смеха. Но только если сирена чувствует. А сейчас мне было печально, и песня была под стать. Об израненных чувствах, о сомнениях, о страхе выбора. Именно это звучало в каждой ноте, в каждом слове, позволяя мне видеть, как мой голос подрагивает хрустальным светом в свободном пространстве.
Из голубых глаз девушки бежали крупные горькие слезы. Она не вытирала их, позволяя самостоятельно падать на подол ее юбки и впитываться неровными кляксами в ткань. Я видела, как ее аккуратное личико искажает неведомое ей ранее желание зарыдать от неразделенной любви, но Рария оказалась сильнее и просто опустила лицо в ладони, когда я закончила.
— Ты в порядке? — Тихо спросила я.
— Это… Это была невероятно. — Она улыбнулась и мне полегчало.
Не все так реагировали когда понимали что попали под власть сирены.
— Ирли, это было так полно, чувственно, меня просто переполняли эмоции! Невероятно. — Она обняла себя за плечи и со вздохом облегчения откинулась на спинку стула. — Мне кажется, никогда не было так легко. Словно я накопила в себе слишком много, а сейчас это вырвалось на свободы и мне, наконец, стало легче дышать. Кто тебя всему научил?
— Мама.
— Она тоже была сиреной?
— Разве что чуть-чуть. Больше всего в ней было от дриад. У нее был красивый голос, но она слишком любила природу. Растения, цветы, деревья — это была ее стихия. — Я вспомнила, как она подолгу могла возиться в саду, с нежностью и заботой перекапывая очередной кустик. Даже мое имя было отголоском ее наследия. — Ее мать была сиреной. Я не застала ее. Герда погибла во время пятой войны за истребление рас.
— Оу, это ужасно. Мне очень жаль.
— Тогда многие пострадали, не стоит. Как я и говорила, мне не удалось ее застать, но она передала моей маме все что знала, понимая, что в роду еще могут родиться сильные сирены. И оставлять их в неведенье слишком опасно.
— Опасно?
— Представь себе ребенка, который очень и очень любит петь. Его родители, например, сорятся, и что бы успокоиться он начинает петь песню. И первое что приходит ему на ум «Мясник и его жена».
— Это в той, в которой мясник зарубил свою жену, а потом продал ее в своей лавке?
— Именно. Ребенок и не поймет, как связанны эти события. Но последствия будут необратимы.
— Это все действительно так серьёзно?
— Да. Даже с моим количеством крови сирены, я могу влиять на чувства людей, могу передать им все, что чувствую, могу заставить их думать как я. Это дар, но с ним нужно быть аккуратным.
— Получается, с самими сиренами ты никогда не контактировала?
— Да, не доводилось. В Боклере их на момент приезда семьи отца уже не было. Сирены покинули весь берег и ушли на другие земли.
— Получается, ты единственная сирена на побережье, а теперь еще и на северных островах.
— Получается так.
— Насколько сильно развит твой талант?
— Я не знаю. — Я покачала головой.
— Как это? — Удивилась Рария.
Это действительно было странно, так как любой маг или человек с кровью магических существ всегда чувствует свой резерв. Но у меня в этом вопросе всегда была пропасть. Я просто старалась не пускать силу в ход, зная о том, что может произойти, оплошай я где-нибудь. Всегда была четкая и ясная грань, за которую я не переходила, опасаясь последствий. Я чувствовала ответственность за каждое свое слово и действие, и редко позволяла даже самой себе слушать свое пение. Разве что совсем чуть-чуть и далеко от людей. Как можно дальше.
— Я никогда не выплескивала силу на максимум.
— Стой, а сейчас? — Она удивленно вскинула брови.
— Я научилась чувствовать, когда я не перехожу рубеж опасности и привыкла пользоваться только тем, что выделила сама себе.
— Погоди, Бланш. Я совершенно запуталась. Ты не чувствуешь объемов своего резерва, верно? — Я кивнула, улыбнувшись тому, что девушка обратилась ко мне по имени, совершенно не заметив этого. — Но можешь пользоваться определенным количеством, так? — Я еще раз кивнула. — Ты обладаешь возможностью петь и не влиять на людей. — Я приподняла в воздух раскрытую ладонь, и покачала ей из стороны в сторону, выказывая сомнение.
— Ну, почти. Пение сирены все равно, так или иначе, влияет на сознание, но я просто чувствую в какой момент это безопасно.
— Бланш. — Девушка пересела на край постели и взяла меня за руку, преданно заглядывая в глаза. — Ты хоть понимаешь, кто ты?
Я только чуть нахмурилась.
— Ты не сирена с маленьким унаследованным даром. Ты практически полноценный представитель своего рода. У тебя нет придела резерву, потому что пение это не магия для сирены, это ее жизнь. Ты практически чистокровная.
— Ерунда, Рария. Мой отец человек.
— Конечно человек! Мужчина не может быть сиреной! — Она буквально рассмеялась от радости своего открытия. — Он же мужчина! О, боги! Это просто невероятно! Взрослая полноценная сирена!
Она была действительно счастлива, словно нашла яйцо дракона, которые к слову, вымерли больше тысячи лет назад.
— Рария, — прервала я девушку. — Это не возможно.
— Почему? — Она растерялась и, кажется, не видела иного варианта.
— В семье моего отца не было сирен. Совсем. Были маги воды, земли и даже эльфы, но не сирены. И те уже к моменту войны почти полностью выродились.
Она замерла, смотря куда-то сквозь меня, и в ее голове собиралась мозаика, которую она бережно складывала в единый рисунок.
— Бланш, а ты обладаешь чем-то из выше перечисленного?
— Нет, мне не передалось ничего. Видимо кровь сирен оказалась сильнее и подавила все остальные гены.
— Боюсь, что ты не права.
— Что? Почему ты так решила?
— Так или иначе, магия любого родителя оставляет свой отпечаток на детях. Даже магия моей троюродной тетки, которая была магом земли, законфликтовала с магией воды, которую передали мне родители. Я… Я не знаю…
