- Алина, это Ксюша, хозяйка квартиры. Ксюша, это Алина, она занималась разбором вещей. Я нанял ее, чтобы разобрать хлам.
- Понятно.
- Приятно познакомится. – Девушка кивнула и взяла в руки старый потрепанный и практически на хлопья разваливающийся альбом. – При уборке, я обнаружила одну очень интересную вещь, думаю, она предназначалась вам. – Между трухлявых страничек, оказался конверт из старой пожелтевшей бумаги, на главной стороне которого были красивые ровные буквы, сложенные в мое имя. – Я оставлю вас. Антон, набери мне, когда закончите, я пойду, выпью кофе. – Она поднялась, и, стряхнув пыль с брючек, вышла, быстро обувшись и захлопывая дверь на автоматический замок.
- Что это?
- Я не знаю. – Антон усадил меня на диван и сам устроился рядом. – Это для тебя и Алина запретила мне смотреть.
Пробежалась пальцами по конверту, чувствуя внутри пухлые листы бумаги, что возможно отсырели за годы и пошли волнами. Там что-то важное. Эта мысль стучала в голове и я, стараясь сохранять спокойствие, легко вскрыла старый клей, который держался на последних силах, вынимая старые листики в клеточку из школьной тетради.
- Мне уйти? Вдруг там что-то личное.
- Нет, прошу. – Я сжала его руку, на секунду представив, что сейчас его не может быть рядом, и я останусь одна с тем, что в этом письме. Тет-а-тет. Один на один, и стало жутко. – Останься.
Антон кивнул и замолчал, позволяя мне подготовиться и решиться.
«Моей рыбке Ксюше» - гласила надпись на первой странице.
Глава 26
«Возможно, ты уже взрослая читаешь это письмо. А может, еще совсем малышка, которой я тебя запомню. Но я хочу попросить прощение, за то, что оставила тебя. Я виновата, рыбка моя. Очень виновата перед тобой.
Не все складывается так, как нам хотелось бы. Моя жизнь больно ударила меня по голове, смертельно, и я с призрением к себе признаюсь, что не могу этого пережить. Мне стыдно и мерзко от себя самой, но другого выхода я не вижу. Прости меня, если сможешь.
Сейчас, я смотрю на то, как ты спишь, и не могу поверить, что вижу это в последний раз. Меня на осколочки раскололо и я до ужаса боюсь, что пораню тебя, поэтому делаю такой выбор. Без меня, сломленной и униженной, тебе будет лучше. Возможно, ты возненавидишь меня, возможно. И не могу тебя в этом винить, но я не могу позволить, чтобы и твоя жизнь разрушилась как моя.
Я ношу под сердцем ребенка от монстра, животного, дикого, больного монстра. И этому выродку не место на земле. Его просто не должно быть. И я не позволю ему появиться на свет. Прости меня милая, что позволила такой ненависти, лютой и иссушающей поселится в своем сердце и разрушить как песочный замок свою душу.
Я не знаю, найдешь ли ты это письмо вообще. Я планирую спрятать его как можно дальше, лелея надежду, что когда-нибудь, оно попадет в твои руки, и ты его прочтешь, не позволив никому разбить свое сердце.
Прощаться оказывается еще больнее, чем умирать, а я умирала тогда. Я знаю, что он будет лгать и отмазываться, знаю, что всеми способами будет уворачиваться от того, что сделал. Но у меня есть доказательства, есть свидетели. Нас видели тогда, и знали, что он делал со мной, пока я кричала от боли, умоляя его прекратить. И он это знает.
Он напуган. Как крыса, которой огнем прижигают хвост. Ты не услышишь о нем, я приказала ему не сметь подходить к нашей семье или все выплывет наружу. Я попросила, чтобы доказательства сохранили, чтобы передали, куда надо, если его семья не покинет город. Я узнала то, чего знать не должна была, но это спасет твою жизнь и покой. Трусливая собака, он исчезнет из твоей жизни, и надеюсь, больше никогда не появится.
Но если все же, произойдет так, что эта мразь нарушит данное обещание, и ты уже прочтешь это письмо – я передаю тебе волю его судьбы в руки. В конверте лежат документы, которые мне удалось достать. В них вся подноготная его отца и матери, которые множество раз, нарушали закон.
Прости меня, возможно, я бы могла сделать иначе, подумать, переосмыслить, но у меня нет сил. Сейчас я жива лишь на чистом упрямстве, но и оно не вечно и осталась всего капля, которую я потрачу для того, чтобы написать тебе это письмо.
Я надеюсь, я буду просить за тебя там, куда попаду, чтобы ты никогда не узнала истинных причин, но пути господни неисповедимы, и я сделала все, для того, чтобы уберечь тебя. Моя золотая девочка.
Я люблю тебя. Сильнее чем возможно любить. Но моя любовь, не оправдывает поступков.
Храни огонечек в груди, он поможет тебе найти себя, найти свой путь и следовать за ним сквозь тьму.
Снег растает, придет весна.
Твоя Наташа»
Меня колотило как ненормальную. Руки дрожали так, что сложно было разобрать мелкие, но ровные буквы, смазывая все в одну мешанину, не позволяя перечитывать слова вновь и вновь.
Слезы падали расплываясь на бумаге мокрыми кляксами, дополняя такие же, но очень-очень давние отпечатки на бумаге. Перед глазами стояли картины нашей спальни, как маленькая лампочка горит над рабочим столом и Наташа, делая вид, что учит уроки, пишет это письмо. Мне казалось, что я даже помню, как спросонок отворачивалась от света и хриплый, надрывный голос сестры взволнованно шептал:
- Шшшш… Спи рыбка, спи. Я скоро закончу и тоже лягу.
Это было.
Я не могла ее винить, мне даже представить было сложно, что она пережила. Я не могла дать ей свое прощение. Было не за что ее прощать. Рассматривая бумаги, я видела лишь столбики цифр, совершенно не понимая, что это и какое имеет отношение ко мне, дрожащими пальцами передавая листок Антону.
- Что это? – Он пробежался взглядом и его брови медленно, но уверенно поползли вверх:
- Компромат. Причем не хилый. Это финансовые сметы, черные. На компанию… - Он пробежался взглядом по мелким печатным буквам, в поисках нужной строки. – Боярских. Тут лет на десять, Ксюш.
- Понятно. - Я все еще сжимала в пальцах листочек с последними словами Наташи и не могла поверить, что юная еще девочка, провернула подобное, будучи совершенно сломленной и раздавленной. Она же нашла их где-то, где-то достала и передала на сохранение.
Но кому?
Теперь стал понятен столь стремительный отъезд семейства Боярских из города. Они боялись, боялись, что это информация попадет в нужные руки и, пождав хвосты сбежали.
- Что ты решила? – Спросил Антон, но тут же добавил: - Он сегодня был здесь. Его видели. Я немного почву прощупал. Если хочешь, расскажу. Нет, и хер с ним.
- Говори.
Впервые я испытывала к кому-то столь огромный гнев. Меня от злости разрывало на части и кулаки сжались сами собой.
- Его родители уже умерли. Больничку принудительную оплачивать перестали и этого урода выпустили в мир, мол, гуляй парень, что не догулял. Ксюш? – Антон мягко позвал меня, вынимая из моих пальцев помятый листок. – Дай мне сейчас согласие, и я сам этим займусь, ты больше о нем не услышишь. Я не хочу втягивать тебя в это. Это слишком. Но и давить не буду. Хоть и хочу.
