Доехали быстро и без происшествий, и, умотавшись в бахилы, шапочки и халаты, застали Егора на лавочке возле родовой. Бледного и смотрящего в одну точку.
Были слышны разговоры врачей, слабые всхлипы девушки и частое дыхание.
С каждым звуком из родовой, Егор серел лицом и все шире открывал глаза, сжимая кулаки и хмуря лоб так, как будто это он рожает.
- Папочка, смотреть будем? – Медсестра высунулась из стерильного помещения, держа на руках тканевый комок в котором и ребенка то найти сложно.
Я посмотрел на друга и понял, что если бы глаза и можно было кричать - мы бы сейчас все присели, оглушенные воплем. Но получив в руки сверток, он неожиданно быстро успокоился, и, рассматривая младенца, притих с улыбкой на лице.
- Девочка. - Констатировала женщина. - Вес 3200. Рост 52. Здоровенькая. Пальчики все на месте. - Егор посмотрел на нее так, будто поубивал бы тут всех, если у его дочери недосчитались пальчиков на сморщенных ладошках. - Налюбовались, папочка. Достаточно. Роженицу уже можете попроведать. - Забрала из рук Любимого свёрток и заглянула в родильную. - Да, идите. Только не долго, ей отдохнуть нужно.
Слава лежала на кушетке, и слабо, но счастливо улыбалась, увидев нас всех.
Бросившись к жене, Егор едва не сбил каталку с инструментами, сжав ее руку и расцеловывая каждый пальчик.
- Привет. Поздравляю. У вас терпеть семья многодетная. - Ксюша обняла подругу, что с ее животом едва получилось. - С доченькой.
- Спасибо. - Слава казалось, только сейчас перевела дух. - А ты когда? Догоняй, а то не гоже невесте старше быть.
- Да не намного. У меня уже час как схватки.
В палате установилась такая тишина, что слышен был свист ветра за окном, который небрежно прогуливался среди веток рябин.
Егор казалось вновь посерел и сильнее вцепился в руку жены и ровно до этой секунды я готов был над ним подшучивать, но взглянув на спокойную как мамонт Ксюшу, у меня пропало всякое желание ехидничать и сердце свалилось в пятки.
- Что? - Она посмотрела на нас так, будто мы нашли проблему там, где ее не было и, погладив живот улыбнулась. - Я, наконец, похудею, а то сил уже нет, даже с постели меня Антон поднимает, представляешь?
Слава молчала, а потом медленно, по наростающей засмеялась:
- Веди ее к врачу, Скольников! У нее шок. - Констатировала она и, приняв совет серьезно, я выбежал из родовой на поиски врача.
Как назло, весь нужный персонал словно вымер, и вот за углом я, наконец, поймал медсестричку, чувствуя, что волосы на голове давно уже стоят дыбом.
Глава 31
- Где доктор, что принимал роды у Любимовой Милославы?
- А что случилось? - Недовольная девчонка, видимо вышедшая на практику, недовольно поджала губы.
- Там роды принять надо.
- Так приняли Любимову. Девочка в нее.
- Да не у Любимовой роды! - Вскипел я. - А у Рыбки! - Судя по тому, как приподнялись светлые брови, я совсем запутал практикантку. - У Ксении Рыбки, в палате Милославы Любимовой начались роды! Доктора позовите!
Дальше все происходило как в тумане. Свет, медперсонал, Ксюшино недовольное лицо, а потом прошел шок, и я увидел панический, животный ужас на ее лице. Ей было больно, но я не зная как помочь, метался из стороны в сторону, то шепча ей глупые неуместные нежности, то вытирая пот со лба, то просто массируя спину. Она кричала, стонала и не знала, как лечь, чтобы боль прошла. Я понимал, что крайне ее раздражаю, но отойти, сгинуть с глаз было выше моих сил.
Схватки становились все сильнее, отошли воды, и раскрытие было хорошим, чтобы начать. Меня колотило так, что стул подомной ходил ходуном. Я рассматривал ее, мечтая забрать всю боль, впитать ее, чтобы хоть ненадолго ей стало легче.
Она хваталась за меня ледяными пальцами и я видел, как бешено скачет ее пульс на мониторах, выдавая чрезмерную нагрузку.
- Давай, дорогая, тужься! - Командовала врач. - Ещё! - Ксюша сквозь плотно сжатые зубы тужилась, и капилляры в ее глазах трескались, наливаясь кровью. - Ещё маленькая! Давай, тужься!
Что-то было не так. Ей становилось все хуже, даже я, не будучи гинекологом, понимал, что роды затянулись. Слишком. Все не так. Не так как надо.
- Кесарим, срочно! Плод слишком большой, таз не раскрывается! Папочка, говорим с роженицей, отвлекаем, забалтываем!
Между ее лицом и животом повесили ширму, будто отрезая нас от происходившего. По трубке капельницы потекло обезболивающее, а я, выполняя команду, приподнял Ксюшино лицо, которое выражало крайнюю степень боли.
- Смотри на меня. Ксюш, смотрит на меня! Вот так, девочка, скоро все закончится, потерпи маленькая.
- Я не могу. - Прошептала пересохшими губами. - Антон, я не могу.
- Сейчас милая, сейчас. Ещё немного. - Заглянул за ширму, но ничего не увидел, все загораживали чужие спины медперсонала. - Скоро, совсем немного.
- Не могу. Прости. - Тревожно запикал какой-то аппарат, началась суматоха. Я смотрел на Ксюшу и видел, что она теряет сознание. Моя маленькая. Ее глаза практически не открывались и, прижавшись к ней лицом, сдернул маску, чувствуя, как ударил в нос запах крови и медикаментов.
Сердце рухнуло на пол и разбилось о каменный пол.
- Кого спасаем!? - Резко закричала доктор. - Мамочку или ребенка?!
Я смотрел на нее и не слышал, возвращаясь вниманием к побелевшему лицу моей девочке.
- Мамочку или ребенка?! - Строго спрашивала она, но звуча для меня как сквозь вату, в голове клубился дым, мешая осознать, что я ее теряю.
Я теряю ее.
Мою драгоценность, мою хрупкую нежность. Ее белые пальцы стали неестественно бледными, губы, словно обескровленные приоткрылись, но я не слышал дыхание. Оно исчезло.
А как же...
Ксюша? Ксюшаааа!
Не знаю, кричал ли на самом деле, но в горле саднило, словно от вопля, от дикого животного вопля, которым я хотел докричаться до нее. Чтобы услышала, чтобы не смела уходить!
Теплые пальцы в латексных перчатках опустились на мое плечо и сжали его, и вкрадчивый голос в последний раз спросил:
- Кого нам спасать?
****
Эпилог
Мишка топал ко мне на ходунках, не замечая разбросанных вокруг игрушек и весело хохоча. Он уже хотел ходить, но большой как медвежонок, сложно управлялся со своим весом, так и не научившись ползать.
У него уже начали прорезаться зубы, и бессонные ночи становилось все сложнее переживать. Поспать бы, хотя бы часок. А лучше два.
- Миш, а Миш, может баюбай? - Потряс перед сыном игрушкой, получая лишь новою порцию смеха. - Не, не хохотушка, а баюбай?
