Молча, но громко и обиженно сопя, подошел к дивану, на котором валялось мое распластанное тело, и бережно развел ноги, прикасаясь к бедрам влажным теплым полотенцем.
- Что?
- Лежи. Тут крови немного. – Придавил, не позволяя подняться, и локтем удержал ноги, не позволяя сдвинуть.
- Я сама.
- Ничего ты не сама, пока к врачу не сходишь. – Закатила глаза, не смогла удержаться.
Сразу видно, что врач. Педантичный зануда.
Закончив щепетильно протирать мое пострадавшее место, подхватил на руки, легко, даже не нахмурившись от натуги, и усадил в кресло, мягко опуская и укрывая сорванным с дивана пледом.
- Ты чего делаешь?
- Постель стелю. А что? Ты есть хочешь? – Посмотрел на меня так искренне, что я едва не рассмеялась.
Есть? Серьезно? Это последнее, что я сейчас хотела бы. Я хотела упиваться жалостью к себе, но у мужчины, кажется, были другие планы.
Закончив, он бросил подушки в изголовье и повернулся ко мне, вновь уверенно подхватывая на руки и укладывая на постель. В габаритах моей квартиры, практически все расстояние от и до, он со своим ростом преодолевал за шаг, и сейчас не стало исключением.
- Сейчас в холодильник все поставлю, и ляжем спать.
- Спать?!
- Время четыре утра, думаю уже можно. Праздник отметили. – Он сжал губы и просверлил меня глазами, стряхивая этот взгляд ресницами.
Я лежала, кажется, в полном недоумении.
Меня удивляло наличие мужчины в моей жилплощади, даже после всего произошедшего. Так мало того, что испаряться он не собирался, сейчас хозяйничал на кухне, гремя кастрюлями.
Вернулся, окончательно избавился от рубашки, и уже хотел снять брюки, но взглянул на меня и шутливо, будто это в порядке вещей, улыбнулся:
- Отвернись. Я в неглиже.
- Оу! – Развернулась, зарываясь носом в подушку и слушая, как шуршит ткань.
Свет потух, диван прогнулся, и горячее тело опустилось рядом, устало вздохнув.
- Почему не уходишь? – Я видела его профиль в слабом свете падающего с окна, наблюдая, как двигаются его брови, формулирую мысль.
- А хочешь, чтобы ушел?
- Вопросом на вопрос.
- Так хочешь или нет?
- Да.
- Сходим к врачу, и сразу уйду. Если все еще будешь хотеть.
Прозвучало странно, будто у него уже появился план, и какие-то мыслительные процессы завертелись в голове. Я увидела, как уголки губ растянулись в едва заметной улыбке.
- А сейчас спи. С новым годом, Ксюша.
- С новым счастьем.
Глава 6
Она уснула быстро, а я еще долго лежал и смотрел в потолок, обдумывая и переваривая то, что случилось.
Обидно даже было, что она не сказала, да еще и зубы показала, точно сравнив меня с кем-то. От этого, скорее всего, и злился. Не то чтобы я несравненный, но чужие «заслуги» на себя брать не хотел.
Я ведь и вправду мог ее порвать, размерами природа не обделила, резко вошел, хорошо хоть она немного подготовленная была, мокрая, так бы точно прямо сейчас в больницу отвез. Придурок.
Нет бы, спросить что-нибудь, сказать, я с залитыми похоть глазами взял ее, еще и удивился, что такая тесная. Фантомные ощущения разлились по телу, напоминая как приятно было быть там, в ее тесноте.
Повернулся на бок, всматриваясь в темноте в Ксюшино лицо, удивляясь тому, какой красивой она стала. Одиннадцать лет разницы, воспоминания о том, какой крохой она была, отчетливо били по восприятию, не позволяя совместить ту, что я помнил и ту, что сейчас сладко спала, подложив ладошку под щеку. В одной постели со мной. Голая. После хоть и неудачного, но секса. Поверить сложно.
Милая такая, крошечная. Вспомнил, как хрупкие ладошки с тонкими пальчиками опустились на плечи и член в штанах вновь дернулся. Нет, дружище, больше мы на девочку лезть не будем. Пока.
А пока ли?
Не удержался и сдвинул пальцем ее челку с глаз, чтобы увидеть тень от ресниц на щеке. Чернильные полосы расчертили кожу, слишком светлую. Наверное, летом обгорает сильно, тонкая такая, как крылья у бабочки. А это что? Родинка?
Засопела недовольно и перевернулась на другой бок, спросонок почесав глаза. Открылась белая спина с чередой позвонков, что заметными бугорками выпирали между острых лопаток. Худенькая, маленькая.
Появилась мысль, что легко могу сломать ее нечаянно, чуть переборщив с силой, и от этого лютая ненависть проснулась к самому себе. Аккуратнее надо быть впредь, чтобы не причинить ей боль, даже ненароком.
Опять перевернулась, вытягивая ногу вперёд и уперевшись коленом мне в бедро, словно прощупала обстановку, и подкатилась ближе.
Смешная. Холодная, как рыбка, видимо замёрзла голышом спать, поэтому и прижимается. Мне же лучше. Соврал бы, скажи, что не хотел ещё раз прикоснуться к ней, так будто мне позволено, и, забросив руку на девочку, прижал, разрешая греть об себя прохладную кожу. Зарылась носом мне в грудь, послушно опуская голову на предложенное предплечье, и задышала ровнее, спокойнее, словно спряталась в моих руках от возможных кошмаров.
И мне стало легче.
Вот так просто обнимать ее было приятно, свойственно, и как будто привычно. Будто всю жизнь у меня на руке спит, прижимая сухие пальчики к груди, зарывшись коготками в темную поросль. Понюхал волосы, что пахли снегом и персиковым шампунем и, поняв, откуда такой аромат, улыбнулся.
Минус один секрет. Сколько их в тебе ещё, девочка?
Уснул практически сразу, стоило придвинуть ее к себе поближе, и открыл глаза, только когда утренний лучик пробрался сквозь щелку между шторами и упёрся мне прямо в глаз.
Не сразу включив мозги, сперва не понял, почему дышать труднее, а на груди лежит темная макушка. Ксюша забралась на меня как на матрас и растеклась мягкой тряпочкой, обхватив своими тонкими руками корпус. Не смог сдержать смешок. Использует меня, как хочет, лиса. Захотела, забралась на грудь греться, захотела, затащила в койку, обещая свой "быстрый пирог", который я, кстати, так и не попробовал. А есть хотелось.
Ночной оливье уже провалился, и здоровый организм требовал подпитки, желательно повнушительней. Погладил ладонью Ксюшину спину и как мог аккуратнее уложил ее на постель, сняв с себя.
Не проснулась и хорошо.
Тихонько сделал себе чай, таки достав из духовки отложенный на попозже пирог, с грустью подумав, что если бы мы до него всё-таки добрались, я возможно бы и притормозил. Но не факт.
Сидел, жевал и осматривал обстановку. Квартирка крохотная, однушка в хрущевке, заставленная тучей старых вещей, я бы сказал хламом, но не мне решать. Сравнивая спальню, она же гостиная, с остальной жилплощадью, я пришел к выводу, что часть Ксюша все же выкинула после смерти ее Ба, но что-то видимо рука не поднялась и оно так и стоит, пылиться и ждёт своего часа.
