Лазар поперхнулся, отставил бокал и пытался прокашляться. Слова были лишними. Я попала прямо в точку. Этих двоих явно связывали очень тесные отношения.
— Понятно, — наблюдала за кашляющим кронпринцем, — когда в дело вмешиваются постельные отношения, об объективности не может быть и речи. Интересно, ты действительно считаешь, что если ты сумел уложить ее в свою постель, то у нее нет повода покушаться на ту, что ее из этой постели вытеснила? — меня невероятно сильно раздражала эта ситуация и попытка Лазара выгородить свою бывшую пассию.
— Я никого в постель не укладывал, — прохрипел он и в последний раз откашлялся. — Тебе ли не знать.
— Конечно, я совсем забыла, что женщину не обязательно укладывать в постель, чтобы довести до исступления, — фыркнула я.
— Прекрати ревновать! Это глупо.
— Что? — от удивления раскрыла рот и воззрилась на своего неадекватного женишка. — Причем тут ревность? Меня пытались убить, а ты оправдываешь одну из подозреваемых только потому, что имел с ней какие-то неформальные отношения!
— Пусть будет так, — улыбнулся он и вновь потянулся за бокалом. — Только я даже не успел ее оправдать, как ты набросилась с обвинениями. Видишь ли, Виарина действительно отличается от остальных фрейлин королевы, — он бросил на меня смеющийся взгляд. Поджала губы и взглянула на него исподлобья. — Она — менталист, что редкость в нашем королевстве, обычно оборотни — стихийники. Ее ненавидит большая часть придворных, а все из-за того, что она слишком прямолинейна и правдолюбива. Ее ненавидят, но с ней считаются. К ней прислушиваются, ее опасаются, ею восхищаются и ей завидуют. Она не лжет. И если бы она хотела навредить тебе, то не стала бы даже разговаривать. Думаю, если она решила тебе помочь, то ты вызвала у нее симпатию. Мне вообще кажется, что при определенных условиях вы смогли бы подружиться.
— О, тебе бы этого, наверное, хотелось бы. Жена и любовница — подружки. Какая прелесть, — язвительно хохотнула я.
— О, Боги, Кира! — он закатил глаза и снова долил себе в бокал спиртного. — Успокойся. Я буду любить только тебя. Мне больше никто не нужен.
Я хотела бы возразить, сказать, что чувства будут навязаны связью, и не будут иметь ничего общего с настоящей любовью, но его последние слова заставили закрыть рот и притихнуть.
Он тяжело вздохнул и прикрыл глаза.
— Это было сродни удару, — он говорил тихо, — удару меча, который отсекает руку. Или ногу. Или даже голову. В один миг ты понимаешь, что тебе вдруг чего-то не хватает. Так было и со мной. Я работал, а потом вдруг образовалась пустота. Словно из души что-то вырвали. А следом пришел слабый отголосок боли. Такой слабый, что я пропустил бы его, если бы ни эта пустота. Знаешь, как сорвавшийся со скалы пытается ухватиться за воздух, чтобы спастись, так и я пытался ухватиться за внезапно исчезнувшие нити. Я еще никогда не испытывал такого страха, какой накрыл меня, когда я понял, что от нашей связи остался какой-то призрачный след. Я сразу понял, что ты попала в беду. Но не мог найти тебя. Там, куда вел слабый шлейф связи, тебя не было. Я метался, как раненый зверь по коридору, но не мог отыскать тебя. Только чувствовал, что нужен тебе. И знал, что ты жива.
— Я звала тебя, — призналась, сама того не ожидая, — постоянно, все это время звала тебя мысленно.
— Мне пришлось потратить много драгоценного времени, чтобы понять, что ты в подземных лабиринтах дворца. Только попав туда, я почувствовал тебя. Боль, отчаяние… Зов. Твой зов. Я знал, что ты ждешь меня, зовешь и веришь, что я найду тебя. Я не смогу описать те чувства, которые завладели мной, когда связи больше не мешали вкрапления нирварина в стенах.
— Он поглощает любую магию, — кивнула я. — Если бы я умерла, ты бы не успел этого даже осознать, — пожала плечами, рисуя пальцами на покрывале невидимый рисунок.
— Смерть меня тогда не пугала. Ты не понимаешь, Кира. С самого первого дня после подписания договора, ты стала моей. И это не просто слова. Мой зверь принял тебя, ты стала для него семьей, ценной и важной частью. Он должен был защищать тебя, оберегать. Эти чувства давили на меня. Я злился из-за этого. Ты интересовала меня, но животное бесновалось, ты сопротивлялась, а я бесконечно злился из-за того, что не могу контролировать эту ситуацию. В один момент я потерял контроль над своей жизнью, — он усмехнулся и отставил бокал. — Но, чем больше я узнавал тебя, тем больше радовался. Если Аллория и Ассирия хотели сделать меня счастливым, то, думаю, они не ошиблись, заставив связать мою жизнь с твоей.
— Прости, Лазар, — отвернулась и взглянула на спящую Радку, рядом с которой лежал Герр, охраняя свою сестру, — я не могу отрицать того, что наши отношения изменились, но ответить взаимностью тебе я не могу. Я не чувствую ничего, кроме смирения.
— Пусть так, — согласился он. — Когда-нибудь ты признаешь, что в твоей душе и в твоем сердце нашлось место всему, кроме смирения. По-моему, это чувство тебе незнакомо.
****
— Если бы я не смирилась, то твой дворец ежедневно сотрясался от звуков схватки. Между мной и тобой, — хмыкнула я.
— Сомневаюсь, ведь у тебя прекрасное самообладание! Но стоит мне потянуть за нашу ниточку, и я чувствую, как у тебя в душе все бушует от негодования. Только теперь оно направлено не на меня, к счастью, а на Богов. Ты не смирилась, ты приняла на себя ответственность за сохранность мира, но ждешь момента, когда сможешь выставить счет Богам.
— Давно ли вы, Ваше Высочество, стали так хорошо во мне разбираться? — ехидно спросила я.
— Стоило только присмотреться, откинув раздражение из-за твоего вызывающего поведения. Кстати, если ты ищешь повод для злости и возмущения, могу тебе его дать, — он блаженно улыбнулся и сомкнул веки.
— Уже заскучал? — вскинула брови.
— С твоим появлением в моей жизни, скучать мне не приходится.
— И что это за повод? — подтянулась повыше. Ногу зафиксировали так, что она теперь долго будет оставаться недвижимой, пока не срастется поломанная кость, но я все еще чувствовала ноющую боль.
— Теперь ты будешь жить здесь, — на выдохе произнес он, — я уже распорядился, чтобы твои вещи перенесли в мои покои.
— Думаешь, если я временно осталась с одной здоровой ногой, то не смогу уйти? — прищурилась и поджала губы.
Лазар открыл один глаз, бросил на мою ногу взгляд и снова опустил веко.
— Думаю, что при желании, ты смогла бы уйти вообще без ног. Дело не в этом. Оставлять тебя в твоих покоях — небезопасно. К тому же, ты обещала помочь мне с бумагами, а сама сбежала в подземные лабиринты, лишь бы от работы увильнуть, — обвинительным тоном закончил он. — Теперь не отвертишься.
— И не надейся, на такую слабенькую провокацию я не отреагирую. Ну, а раз ты так настаиваешь, то я совсем не против, если во время болезни обслуживать меня будет сам кронпринц. Весь дворец мне завидовать будет. А некоторые отдельные личности и вовсе захлебнутся ядом.
