*Чёрти веровочные — сумасброды.
Глава 13. В одиночестве
Спину обдало холодом. Тело нещадно болело, в голове шумело и звенело. Воздух в лёгкие поступал с трудом, каждый вдох отдавался болью. Веки налились свинцом и не хотели подниматься. Никогда не думал, что после смерти будет так плохо. Я хотел увидеть, где нахожусь. На руки и ноги будто положили каменные плиты, не мог пошевелиться. Сквозь гул в голове доносились чьи-то голоса. С трудом разлепил веки. В глаза ударил яркий свет. Зажмурился и захрипел. Надо мной появился тёмный силуэт.
— Живой, — словно издалека донёсся крик.
Что значит, живой? Я умер! Умер там, на поляне, вместе с самыми дорогими мне людьми. Проморгался. Рядом со мной на коленях стоял Милорад. Его лицо было бледным, руки, которые он держал на весу, были покрыты ожогами.
— Целителя сюда, — донёсся до меня чей-то новый крик. Гул в голове не прекращался. Милорад что-то говорил, но я не слышал. В глазах друга стояли слёзы. А я не мог поверить в то, что произошло. Я жив. Это новость оглушила. Я не желал жизни. Я был так счастлив, что умираю, был рад принять смерть. Но судьба решила поиздеваться надо мной и оставить в живых. Оставить в этом мире без души и сердца. Забрала всё, отвергнув меня самого. В чём так провинился, что жизнь наказала меня столь жестоко? В груди застрял крик отчаяния. Я не должен жить. Мне незачем жизнь! У меня отняли всё! У меня отняли пару и дочь, я не должен был выжить, но я лежал на каменном полу и смотрел в глаза друга. Друг. В этот момент меня словно молнией прошибло. Дёрнулся всем телом и застонал от боли. Весь прошедший день пролетел перед глазами. Милорад нашёл дочку Вадима сегодня. Сегодня Святослав убил мою семью. И единственный, кто знал место нахождения моих девочек — мой друг. Вадим. Я онемел от внезапной догадки.
— Будимир, только не теряй сознание, — донёсся до меня голос Милорада, — сейчас придёт целитель. Тебе помогут, — уговаривал он.
А можно ли мне помочь? Можно ли помочь тому, кто потерял в одно мгновение всё. Семью: жену и дочку; друга, которого считал родным. А он предал. Я был практически уверен, что именно он и есть тот предатель, который помогал магам. Было так больно в душе, что хотелось кричать, хотелось сброситься с самой высокой скалы, чтобы разбиться и не думать о той боли, которая выгрызала изнутри.
Надо мной склонилась ведьма. А моя ведьма больше никогда не подарит мне солнечную улыбку. Никогда не развеет мрак своим звонким смехом. Никогда не подарит мне своих тёплых объятий. Я больше никогда не смогу взять на руки свою малышку Агнию. Мой огонёчек. Как же недолго она согревала моё сердце. В груди словно образовалась чёрная дыра, в том месте, где раньше полыхал яркий огонь связей с женой и ребёнком, не осталось ничего. Я бы хотел обманывать себя и верить, что раз уж я выжил, то и они тоже, но пустота говорила об обратном. Ведьма суетилась вокруг меня, постепенно избавляя от боли. От физической. Душевную боль, которая рвала своими когтями моё сердце, никто не мог заглушить. Повернул голову, и сердце пропустило удар. В белом куске ткани, заляпанном сажей, было завёрнуто тело. Из-под ткани выбился оплавленный тёмный локон волос. Мне не нужны были слова, чтобы понять, кто это. Слёзы горячими потоками заскользили из глаз. Вот она, в десятке сантиметров от меня. Моя девочка, которая и десятой части своей жизни не прожила. Из-за меня. Лишь только я виновен в её смерти. Если бы не доверился предателю, если бы был рядом с ней, ничего бы не случилось. Она была бы жива. Как же мало я проводил с ней времени. А она всегда ждала. Но в этот раз не дождалась. Если бы я мог, то изменил бы всю жизнь. Не пригласил бы в тот зимний вечер её на танец и ушёл. Лишь бы не причинять ей столько боли. Ненавидел себя за то, что остался жив, когда мои девочки погибли в огне. Завертел головой, в поисках такого же маленького свёртка, но ничего не увидел.
— Агния, — прохрипел я, глядя на Милорада.
Дракон опустил голову и качнул головой.
— От дома остался лишь пепел. Веренею нашли на полу. С обгоревшим телом. Всё остальное превратилось в пепел, Будимир. Ещё несколько секунд, и от Веренеи бы тоже ничего не осталось. Прости, друг, — он не поднимал глаза от пола.
Я сжался, как от удара. Сквозь стиснутые зубы вырвался хриплый вой боли. Закрыл глаза в надежде, что это всё лишь жуткий кошмар. Не хотел верить, что это творилось со мной. И не знал, как жить дальше.
Ведьма продолжала что-то делать. Попытался подняться, но девушка не позволила.
— Где Вадим? — спросил у Милорада.
— У себя, наверное, могу написать ему.
— Не надо. Вообще не говорите ему, что я выжил, — слова приходилось выталкивать из себя с усилием. Ком в горле не позволял спокойно говорить.
— Почему? — Милорад поднял взгляд на меня. К нам подошёл Змей Горыныч.
— Потому что он думает, что я умер.
— Мы никому не успели сообщить, — сказал Горыныч.
— Я говорил тебе, что среди нас предатель, — Горыныч нахмурился. Милорад сжал повреждённые руки в кулаки, но, опомнившись, встряхнул их и разжал.
— Почему он? — задал вопрос Горыныч.
— Он единственный, кто знал, где Веренея. И сегодня ему вернули дочь. И я сам спрошу у него, почему он предал нас, меня. Почему он убил моих девочек, — в конце перешёл на шёпот.
Горыныч кивнул. Ведьма, лечившая меня, наконец, поднялась с колен и принялась за руки Милорада.
Я поднялся и пододвинулся к белому свёртку. Откинул край ткани. Бледное лицо Веренеи с одной стороны было обезображено ожогами. Она была испачкана в саже. Склонился к ней. Упёрся лбом в её холодный лоб. Хотелось сгрести её мертвое тело в охапку и никогда не отпускать. Закрыл глаза, из которых лились слёзы.
— Прости, — прошептал я, касаясь губами обожжённых губ. — Я никогда не прощу себе вашу смерть. Моя девочка, — покрывал поцелуями любимое лицо.
— Будимир, оставь её, ничего уже не вернуть. Она умерла, — оторвал меня от жены и поднял на ноги Горыныч.
— И я вместе с ними, — не мог отвести взгляда от ожогов на лице всегда красивой ведьмочки.
— Ты остался жив. Это невозможно, но ты жив. А значит это для чего-то нужно, — заметил дракон, сжимая моё плечо в знак поддержки.
— Для мести, — сквозь зубы ответил я.
— Идём, сначала нужно переодеться, успокоиться и всё обсудить.
Как я мог успокоиться? Я больше никогда не буду спокоен. Я остался без души. Совершенно одинок. Не зная, как можно жить без любимых. Оглядел себя. От одежды остались лохмотья. Она истлела на мне, когда я горел от разрыва связей. Я проклят, потому что не умер в этом огне, а остался жить в бесконечном огне боли, отчаяния и вины перед женой и дочерью.
— Над ней поработают иллюзионисты, чтобы все, кто придут на проводы твоей жены запомнили её такой, какой она была. Идём. Тебе нужно привести себя в порядок. И нужно сообщить всем о том, что случилось, — Горыныч уводил меня из зала, в котором мы оказались.
