— Какие подработки?
— Левых клиентов, — тон Дениса изменился на откровенный.
Хочет меня.
Опять, Боже мой. И я откликаюсь, всегда на него откликаюсь.
На требовательные движения рук, губ, на шепот и влажные поцелуи, от которых все тело горит. Он меня с ног до головы зацеловывает, словно надышаться мной не может. Разве можно его не любить?
Разве можно без него жить?
И разве раньше я жила?
А вечером в нашу идиллию вмешивается телефонный звонок.
— Нужно поговорить, — после приветствия сказал Илья.
Напротив Денис стоит, руки в кулаки сжаты. Но трубку не вырывает. Пока.
— Это Илья, — прошептала ему, и Дэн глаза сузил.
Желваки вон как ходят, бесится. Хороший мой, я с тобой буду. Всегда!
— Я… Илья, мы о разводе не поговорили, — знаю, некрасиво по телефону, но это для Дениса. Чтобы не подумал лишнего.
— Вот и поговорим.
— В моем присутствии, — Дэн не сдержался-таки, телефон из ладони вырвал. — Где и когда? Нет, это ты послушай, с МОЕЙ ЖЕНЩИНОЙ ты будешь разговаривать в МОЕМ присутствии! Ясно, будем.
Денис отдал мне телефон, а я не удержалась:
— Теперь я не девочка, а женщина?
— Моя женщина, — удовлетворенно кивнул Денис, и повторил: — Моя.
И тут его телефон подал сигнал.
— Блть, — емко выразился он.
— Работа?
— Прости, маленькая, — вижу, что Денис искренне извиняется. — Веришь, нет, сам не хочу ехать, но это важно.
— Да езжай, Боже ты мой! — рассмеялась я. — Это же работа, чего извиняться?
Если бы я раньше знала, чем обернется эта работа.
Денис говорил мне, что он будто с моста в реку прыгнул, чтобы со мной быть. И я — его спасение. Но как оказалось, мы просто тонем вместе.
ГЛАВА 27
ДЕНИС
Мне приходилось несладко. Подтверждением тому шрамы на теле и уголовка ни за что. До тюрьмы я не был способен на убийство. И я часто думал о том, кем бы мог стать. Спортом планировал заниматься, а потом либо в спасатели, либо в спецназ.
Сейчас смешно.
Дорога в спецназ мне закрыта так прочно, что и в обход не пролезть. Даже если бы я доказал свою невиновность — не взяли бы. А теперь я и сам грешен, теперь, пожалуй, я заслуживаю тот срок, который отсидел.
Стал тем, кем не хотел становиться.
— Выйдешь, пару месяцев отсидись в тишине, и в город, — сказали мне буквально за пять минут до освобождения. — Потом устройся в такси, бери по паре заказов в день. Ты должен быть на связи. Спорт не бросай, не бухай, ясно?
— Ясно.
— Хорошее пребывание в тюрьме нужно отрабатывать. И вот еще что, — один из охранников — тот, который с упоением резал мое тело, добавил: — Если хочешь спокойно жить, к тем двоим не лезь. Правду не ищи. Тронешь кого из них — уже не на зону попадешь, а на кладбище. Усек?
Кивнул, забрал немногочисленное шмотье, и вышел, наконец.
Вышел, и это главное!
Правду доказывать… кому эта правда, блть, нужна?! Илью не трогать, дружков его не трогать. А за Алису не попросили — жертва, да уж. Эта жертва сидела на суде, и я видел ясно — продалась.
Но я трогать не буду.
Чтобы снова не попасть сюда, где сущий ад.
— Бабки, — удар, — нужно, — пинаю мужика ногой, — возвращать. В срок!
Выворачиваю руку, и слышу хруст.
А мужик орет дурниной. Знаю, больно, когда кости ломают. И страшно — вид у меня тот еще.
В прошлый раз стрелка закончилась мокрухой, и совесть меня не грызет. Хотя избежать этого хотел, но за все, блть, нужно платить. За свободу, за квартиру, за то, чтобы с Сашкой быть. Насрать. На сходки ходят такие, как я — таких не жаль. Подохнем все, мир только лучше станет. Хотя умирать капец как не хочется. Никогда не хотелось, но сейчас — особенно.
— Усек, блть, кидала херов? — ору дурниной, чтобы проняло лошка.
— Да, — прохрипел. — да-да, отпусти только… пусти, меня жена дома ждет! Жена!
А меня Сашка ждет.
Я голодал по ней. И отнять не дам. Надо будет — буду убивать, мне уже похер. Надо — буду руки ломать заемщикам, которых жены дома ждут. Меня ведь тоже ждут, и спуску не дадут.
Не сорваться с крючка.
Да и неплохо работается. Мне ли жаловаться?
Бабки хорошие, за прошлый «выезд» десятка зелени. А то, что грех на душе — так переживу. Пережил ведь те семь лет ни за что, и это переживу. Деваться некуда, да и не хочется, если честно.
Наверное, правы были те, кто говорил, что ничего хорошего из меня не вырастет. Грубый, неуправляемый, а я смеялся. Учился, блть, в спецназ хотел.
В спецназ, мать его!
— Завтра чтобы вернул с процентами, — пинок в ребра, я точно знаю куда бить, и моя жертва сжимается. Кровью харкает. — Иначе жена не дождется. Ясно?
Хрипит в ответ что-то неразборчивое.
— Ясно, блть? — повысил голос.
— Да. Деньги будут. Завтра верну.
— Пятерка сверху. Зелени. Вопросы?
— Н-нет, — рука болтается, но он встает. За шкирку поднимать не пришлось.
Смотрит испуганно, ссыкло. Строит из себя невинного, хотя какой он нахер невинный. У ростовщика деньги взял, и кинуть решил, долбо*б. Бэху купил, кретин.
У ростовщика. Бабки. На бэху.
Отделался малой кровью, считай.
«Рабочий» день завершен, руки отмыты от крови и можно ехать домой.
Меня теперь тоже ждут.
— Не волнуйся, Сашка. Саша, — протянул, а она все в окно кафешки смотрит, — я с тобой. Или передумала разводиться?
— Да отстань ты со своей ревностью, — закатила она глаза. — Просто страшновато, неуютно. Что-то не так, понимаешь? — нахмурила она тонкие бровки.
Не так. Передумала и правда?
Да нет, пришла ведь. Со мной сидит, ждет свою бывшую мразь. Блть, а ведь я впервые его увижу сейчас — того, по чьей «милости» загремел на семерку. Износ не мой, мокруху повесили, хотя это несчастный случай. И сейчас я увижу эту падаль!
Хорошо, что мне поручили этого лоховского должника. Агрессию выплеснул, Сашку вот обнимаю, все хорошо. Все охеренно! Это того стоило!
— Илья, — пробормотала моя девочка, подняв со стола телефон.
И правда, Илья звонит.
— Давай, — забрал у нее из руки мобилу, и ответил: — Тебя не ждать?
