И то, что она была на незнакомом языке, не имело никакого значения. Меня повергал в трепет сам факт ее старины. Я, затаив дыхание, смотрела на витиеватые письмена и понимала, что эти же элементы встречались в большинстве узоров Альгидраса.
— Какой это язык? — спросила я.
— Старо-кварский, — ответил он.
— Почему ты пишешь на старо-кварском?
Боковым зрением я увидела, как Альгидрас рядом со мной нахмурился. В первый момент он ничего не ответил, и я уточнила:
— Или твоя резьба на хванском и они просто похожи?
— Странно, что ты это заметила, — негромко откликнулся он, словно тянул время.
— Я лингвист, — пояснила я и, наткнувшись на вопросительный взгляд, закончила мысль: — Разбираться в языках — моя работа.
— Ты знаешь много языков? — он определенно тянул время!
— Не столько, сколько ты. Всего лишь два. Но я понимаю принципы устройства языка. Если они схожи, значит, когда-то были едины.
Я старалась говорить как можно проще, чтобы он понял, и все время ловила себя на мысли, что он поймет и так — я слишком его недооцениваю. Альгидрас несколько мгновений смотрел на меня очень внимательно, и я привычно смутилась под его взглядом, потому вздохнула почти с облегчением, когда он отвел глаза, и, посмотрев в книгу, провел пальцем по строчке и сказал:
— Моя резьба на старо-кварском. Ему меня обучил Харим. В монастыре меня учили тому, на каком квары говорят сейчас. Он меньше похож на хванский. Хотя все равно похож. Они будто… будто два брата, только… словно не видели друг друга веками, вот и изменились.
Альгидрас замолчал, а я подумала, что это открытие вряд ли понравилось бы кому-то в княжестве, веками воюющем с кварами.
— Ты с кем-нибудь говорил об этом?
Он покачал головой, подтверждая мои подозрения.
— Я — последний из хванов. И, как ты уже знаешь, далеко не лучший из рода.
Я могла бы поспорить с таким самоуничижительным заявлением, но не стала.
— Как ты думаешь, что будет, если кто-то здесь узнает, что я пишу на кварском? Пусть и на старом?
— Плохо будет, — озвучила очевидное я.
— Радим нашел меня в доме после обряда. То, что я хванец, — лишь с моих слов. В защиту сказать некому. Поначалу и в Свири о том шептались, да Радим быстро управу на болтунов нашел. Только они правы. Я для них — чужеземец без прошлого.
Он замолчал, а я уставилась на завитушки старо-кварского языка, размышляя о том, что в свете этой информации его положение выглядит вовсе незавидным. На секунду мне пришло в голову: а хванец ли он вообще хотя бы наполовину? Вдруг он квар, подсунутый свирскому воеводе с неведомой целью? Я внимательно посмотрела на Альгидраса, пытаясь прикинуть вероятность этой догадки. Однако должна была признать, что мне, как и Радиму, придется верить ему на слово, надеясь, что его рассказы на грани фола о разбойнике, воспитавшем его и обучившем старо-кварскому языку, — не часть легенды.
— С кем воюют квары? — спросила я, понимая, что именно этого мне отчаянно не хватало: возможности открыто поговорить и задать вопросы.
— Со всеми, — произнес Альгидрас после небольшой паузы. — Не знаю, как объяснить. Они появились из ниоткуда, как говорят легенды, и стали творить разбой. Вот только я не думаю, что они воевали всегда. После того, что ты рассказала о Деве, я всю ночь искал в книгах. Ты оказалась права…
— В твоей книге есть про разделение Святыни? — не поверила я.
К моему разочарованию, он помотал головой.
— Нет. Они были написаны до разделения.
— Значит, там не сказано, зачем ее разделили?
Альгидрас вновь качнул головой, подтянул к себе книгу и принялся быстро ее листать. Я смотрела на мелькавшие перед глазами узоры и испытывала благоговение. Как он умудрялся в них что-то понимать?
— Ты свободно на нем читаешь?
— Не так, как хотелось бы. Забыл многое, и вспоминается медленно.
Пока он искал нужное место, я облокотилась на лавку и задала волновавший меня вопрос:
— Тот человек сказал «мы уничтожили землю»? Он ошибался?
Альгидрас потер переносицу и произнес:
— Думаю, они вправду убили ту землю, которая была до разделения Святыни.
Я не смогла сдержать нервный смешок.
— А чем эта земля отличается от той?
— Прядущими, — удивил меня Альгидрас.
— Ты хочешь сказать…
— Ни в одной из этих книг не сказано о Прядущих. Их просто нет. Хотя я слышал не одну похожую легенду у разных народов.
— Может быть, книги просто не о том? — предположила я.
— Нет. В них есть о Стихиях, в них есть о том, как приручить Ветер и смирить Огонь. В них о Жрецах и об Истинных — тех, кто повелевает стихиями. В них о Тех, кто не с людьми. И ни слова о Прядущих. Ни о чем похожем.
— Действительно, странно. Получается Стихии, те, кто ими повелевает, и люди со всякого рода не людской сущностью существовали еще до разделения святыни, а Прядущие появились после разделения?
— Или после того, как были написаны книги о Деве.
— Но, получается, это снова нам ничего не дает! — раздраженно воскликнула я.
И что толку в его книгах, если все равно ничего не понятно?!
— Эти книги… — начал он осторожно, — написаны не для того, чтобы что-то прояснить про Святыню. Они о другом. Это история мира. И Святыня — ее часть. Она не отделима от мира. Она описана здесь как что-то, создавшее мир, понимаешь?
— Святыня создала мир?
— Святыня и заключенные в ней Стихии.
— А что насчет тех, кто ими повелевал? Кто они?
— Те четверо, которых ты видела во сне.
Я вспомнила сон с обвалом и невольно поежилась.
— Такие молодые… Все же, зачем они ее разделили? Чтобы получить власть над стихиями?
— О, она и так у них была.
— Тогда зачем? Что они хотели получить в итоге и получили ли?
— Думаю, это нам расскажут свитки княжича.
— Ты всерьез думаешь, что в тех свитках есть то, чего нет в книгах этого твоего Харима?
— Если они были написаны после разделения Святыни…
— Миролюб не сказал, откуда они у него?
— О таком никто не расскажет правду, даже спрашивать глупо.
Мы замолчали, думая каждый о своем. Я думала о том, что свитки Миролюба вполне могут быть на старо-кварском, раз уж он носил пластину с заговором на этом языке. Оставался вопрос: как все эти вещи попали к княжичу? Вернее, к его погибшему дядьке. Кем был тот квар, который привез в княжество пластину и свитки? И был ли Светозар их первым владельцем? И если да, то знает ли об этом Любим?
