Мне вдруг стало невыносимо находиться с ним в одной комнате. На глаза навернулись слезы. Умом я понимала, что это просто последствия пережитого сегодня стресса, но все равно чувствовала себя ничтожеством, когда, не удержавшись, всхлипнула. Я зажмурилась еще сильнее и отвернулась, вытирая слезы. Мне не хотелось выглядеть такой жалкой. Пусть я исчезну из этого мира, но я хочу, чтобы он вспоминал меня сильной, впрочем… не было во мне никакой силы. Я ведь вправду была жалкой и слабой.
Я почувствовала, что он подошел вплотную, за секунду до того, как моей щеки коснулись теплые пальцы.
— Не плачь, — раздалось над моей головой. — Все пройдет. Никто тебя больше не обидит.
От этой нелепой фразы я зарыдала еще сильнее. «Не от страха я плачу, дурак ты эдакий!», — хотелось крикнуть мне, но я только оттолкнула его руку и отодвинулась, насколько позволяла лавка.
Альгидрас вздохнул и отошел. Успокоилась я довольно быстро, а когда наконец повернулась, увидела, что он стоит перед печью спиной ко мне. Я некоторое время разглядывала его силуэт на фоне огня и думала, что мне очень хотелось бы сохранить память о нем. Если мне было суждено погибнуть здесь, я хотела бы помнить о нем до последнего вздоха. Я осознала, что мне дорога эта нелепая, навеянная и такая неуместная любовь. Сейчас мне казалось, что это — единственное, что имело смысл в этом мире.
— У нас есть вода? — проскрипела я, и он, резко развернувшись, суетливо кинулся к брошенной у порога сумке.
Я тут же вспомнила, как выбивают его из колеи женские слезы, и улыбнулась. Смешной он все-таки. Выпив воды из протянутой фляги, я бодро произнесла:
— Значит, завтра мы едем в Свирь?
Альгидрас кивнул, внимательно глядя мне в глаза.
— Нас ждут какие-то неожиданности по пути?
Он на миг замялся, потом пожал плечами и тут же произнес:
— Нет. Путь будет легким.
— А врать ты все-таки не умеешь, — усмехнулась я, отмечая про себя, что не чувствую его эмоций вообще.
Вот о чем говорил Алвар. Он не дает себя чувствовать, потому что ему есть что скрывать. Впрочем, мне уже было на это наплевать. Я вздохнула и попыталась подумать о поездке в Свирь. Там Радим, там… Я задохнулась от внезапного осознания.
— Мы едем в Свирь. Значит, я снова начну… плохо себя чувствовать? — спросила я, в последний момент заменив готовое сорваться с языка «умирать».
Альгидрас нахмурился и закусил губу.
— Не бери в голову, — произнесла я, — ты ведь в этом не виноват. Это все эта ваша Дева. Интересно, что ей от меня нужно? Никакой особенно важной информации я тебе не сообщила. И от чувств, навеянных ей, тоже проку никакого. По-моему, только головная боль тебе. Странная она все-таки. Мне казалось, что святыня должна иметь конкретную цель. А чего хочет эта, вообще непонятно. Правда?
Я тараторила, чтобы как-то заглушить чувство страха и безысходности, и наблюдала за тем, как Альгидрас, нахмурившись, убирает флягу в сумку, кладет на стол нож и какой-то сверток, относит сумку к двери. Я надеялась лишь на то, что он не заметит, как сильно я дрожу. Вероятно, надеялась напрасно, потому что он, слушая меня, хмурился все сильнее.
— Ладно. Забудь, — махнула рукой я. — Я знаю, что ты обещал найти способ избавить меня от этого, но ты ведь не… чудесник. Кажется, так в Свири говорят?
Я улыбнулась преувеличенно бодро и поднялась на ноги:
— Давай уже спать!
Сказав это, я поняла, что не испытываю никакой неловкости и трепета от того, что мы собираемся ночевать вдвоем. Ведь наверняка он не будет спать со мной.
— Передай нож! — попросил Альгидрас, что-то делая у печи.
Я подхватила со стола оставленный им клинок и рассеянно протянула его рукоятью вперед. Мне показалось, что рука Альгидраса дрогнула, принимая его. Впрочем, мне просто могло померещиться из-за игры света на перстне Алвара. К тому же я решила, что довольно ловить его реакции и угадывать мысли. Глупости все это! Дева, любовь… Ерунда! Скоро все закончится. Для меня точно.
Я так старательно прокручивала эти мысли в голове, что оказалась совершенно неготовой к тому, что произошло через секунду. Альгидрас перехватил мое запястье здоровой рукой и, шагнув вперед, поцеловал меня в губы.
Первое, что пришло мне в голову, — это какая-то шутка. Вторая мысль наскочила на первую: какого черта он творит? Третья мысль о том, что мне нужно его оттолкнуть, наткнулась, как на стену, на четвертую: если я его оттолкну, все прекратится и никогда… никогда больше…
Моя рука метнулась к его плечу в попытке то ли оттолкнуть, то ли удержать, а его ладони скользнули по моей спине и прижали меня к его груди с такой силой, что мне стало трудно дышать. В моем затуманенном мозгу заполошно бились мысли, наскакивая друг на друга и сшибаясь, как волны в шторм, ровно до того момента, как я решилась ответить на его поцелуй. А потом я пропала, и в голове не осталось ни одной связной мысли, только где-то на краю сознания мелькнуло понимание, что ничего я в своей жизни не знала о поцелуях.
Мой плащ соскользнул с плеч, и я даже не удивилась тому, как Альгидрасу удалось его развязать. Видно, он все-таки чудесник, который может все: даже вот так одним махом разрушить все барьеры, смести мысли о жалости и бесполезности. Разве могла я быть ненужной и бесполезной, когда его дыхание сбивалось, и рука, касавшаяся моей щеки, ощутимо дрожала? А еще за плотно закрытыми веками я чувствовала отблески света от печи и лампы. И оттого казалось, что я только что смотрела на солнце.
Одежда скользила по покрывшейся мурашками коже, обнажая что-то гораздо большее, чем просто тело. И я наконец осознала, что не то, что оказалась в этом мире, — я родилась для Альгидраса. И самым важным в эту минуту для меня было стать его частью. Это было нужнее, чем дышать, чем жить! Если бы я могла мыслить связно, я бы, вероятно, испугалась такой всеобъемлющей любви и самоотдачи. Но думать я не могла: в моей груди жарко пульсировал целый мир, ставший вдруг объемным и пугающе огромным, заставляя меня чувствовать себя одновременно маленькой песчинкой и бесконечной Вселенной. И когда я думала, что сильнее чувствовать уже не смогу, Альгидрас, случайно ли, или намеренно, снял свои проклятые щиты, и меня унесло лавиной наших общих эмоций. Последним, что уловило мое сознание, был шепот Альгидраса на хванском, и я в который раз подумала, насколько прекрасен и певуч этот язык.
* * *
Я проснулась, чувствуя под собой жесткую поверхность вместо мягкой пуховой перины. Шея затекла от неудобного положения, но стоило мне чуть пошевелиться, как я вспомнила, где нахожусь и что случилось. Я распахнула глаза и встретилась с пристальным взглядом Альгидраса. Чуть сдвинувшись, я сползла с его плеча и принялась лихорадочно придумывать, что сказать. Мысль о шквале неконтролируемых эмоций, который мне довелось пережить, заставила покраснеть. Альгидрас это заметил. Не мог не заметить, однако он как ни в чем не бывало произнес:
