Береги себя, дочка. Мое сердце будет с тобой до последнего удара».
Я несколько секунд смотрела на помятый пергамент в своих руках. Строчки прыгали перед глазами и расплывались, точно на снимке, потерявшем фокус. Не сразу я поняла, что мои руки ходят ходуном, а на глаза навернулись слезы.
Она все поняла. Она знает, что я не та Всемила, которую они потеряли. Но она любит. Господи, она все равно любит меня! И даже готова смириться тем, что я могу причинить зло ее сыну. Я всхлипнула, зажав рот ладонью, стараясь изо всех сил сдержать рыдания, но Миролюб шагнул вперед и, резко притянув меня к себе, крепко обнял. И я разревелась.
Так много всего было в этом письме, столько разных эмоций разрывало мне душу: горечь, вина, стыд, страх… И я просто не могла больше держать все это в себе. Не знаю, сколько я так простояла, заливая слезами плащ Миролюба и чувствуя твердость кольчуги под щекой. Он ничего не говорил. Просто гладил меня по волосам и чуть покачивал, словно баюкал ребенка. Наконец мне удалось взять себя в руки. Сперва я не почувствовала, что слезы принесли облегчение, однако, утершись рукавом рубахи и вдохнув полной грудью сырой воздух, я вдруг поняла, что горечь и боль пусть и не ушли, но стали гораздо меньше, притаившись где-то в уголке души. Я понимала, что они все равно дадут о себе знать рано или поздно, но пока была рада хотя бы временному облегчению.
Я еще раз перечитала письмо, стараясь взглянуть на него глазами человека, ничего не знавшего о моих странностях. Миролюба, например, потому что я была уверена, что он его прочел. Из письма следовало, что мы с Добронегой поссорились, и ей очень жаль. Она просит прощения. Я надеялась на то, что письмо, пронизанное тоской и сумбурными извинениями, выглядит для мужчины-воина просто бабскими глупостями. Судя по тому, что Миролюб неловко похлопал меня по плечу и пробормотал: «Наладится все, вот увидишь», именно так оно и выглядело. Отлично. Мне бы не хотелось лишних вопросов.
— На словах она просила что-то передать?
— Доброй дороги пожелала да тебя беречь просила. И… глупостей не делать.
Я кивнула, понимая, что с последним замечанием Добронега опоздала. Я уже наделала этих самых глупостей выше крыши, и Миролюб здесь был совершенно ни при чем.
Мы направились к увеличившемуся отряду. Альгидрас напряженно смотрел то на меня, то на Миролюба, явно гадая, что за новости так меня расстроили. Алвар же выглядел нейтрально-вежливым. Миролюб отвел меня к повозке и помог в нее забраться.
Места здесь было намного меньше, чем в повозке Радима. Впрочем, я чувствовала себя настолько маленькой и ничтожной, что мне и этого места показалось много.
— Поешь, — Миролюб сунул мне в руки еще теплый сверток.
Я кивнула, не поднимая головы. Тогда он взял меня за подбородок и заставил поднять взгляд. Мне пришлось задрать голову, потому что стоявший на земле Миролюб оказался гораздо выше меня, сидевшей в повозке.
— Поешь. Я проверю!
— Я…
— Все наладится. Все можно изменить, пока ты не отправился к Богам. Потому просто поешь и отдыхай. Путь будет долгий.
Я окинула Миролюба взглядом и только тут сообразила, что на нем темно-серый плащ вместо привычного небесно-голубого. И ни на одном из его воинов я не заметила княжеских цветов. Мы бежим из столицы? Тайно?
— Вы все в броне, — проговорила я. — И не в синих плащах. Случилось что-то?
Миролюб открыл было рот, но потом передумал и коротко улыбнулся:
— Поешь. И отдыхай. Ни о чем не заботься.
— Что ты сказал Добронеге?
— Правду. Кто-то пытался тебя убить.
— То есть змея была?
Он пожал плечами:
— Может, и была.
— Но, если ты не видел змеи, откуда ты знаешь, что меня пытались убить? Неужто только с моих слов?
— Хванец ловко придумал — оставить вместо вас в трактире нашего гостя с его другом.
— К ним кто-то приходил? — догадалась я.
Миролюб кивнул и добавил:
— С тобой ничего не случится. Нас вон сколько. И каждый тебя защищает.
Он снова улыбнулся, а я опять подумала, как в нашу первую встречу, что у него красивая улыбка, но улыбаться ему явно намного непривычней, чем убивать врагов. А значит, я вправду в безопасности.
Миролюб щелкнул меня по носу, совсем как ребенка. Я от неожиданности вздрогнула, он же снова улыбнулся и задернул полог повозки. Я тут же его приоткрыла и приникла к щели. Миролюб ловко вскочил на коня, знаком отдал приказ своим людям. Конь под ним заржал, и его ржание подхватили сразу несколько лошадей поодаль. Я посмотрела в сторону леса и увидела людей Алвара. Те выводили на дорогу своих коней, до этого укрытых за деревьями.
Я задернула полог и принялась разворачивать сверток. В нем в чистую тряпицу были завернуты еще теплые лепешки, которыми, как крышкой, был укрыт небольшой горшочек меда. Мне на глаза снова навернулись слезы. Такие лепешки пекла Добронега. Возможно, это и не ее рук дело, но сейчас это было неважно, я закусила губу и мысленно попросила прощения у матери Радима. Я не была виновата в том, что появилась здесь, но обман целиком и полностью был моей виной.
Из горестных размышлений меня выдернули вопросы Альгидраса:? Со Златой все хорошо?? и ответ Миролюба: — Да. О ней и матери воеводы позаботятся.
Я усмехнулась. Он решил, что я получила плохие вести о Злате. Оттого и плакала. Что ж, ему явно невдомек, что плакать можно от обиды и предательства. Впрочем, я больше не буду думать об этом. Я вычеркну эту ночь из памяти так, как вычеркнула в свое время мысли о Павле Николаевиче. Мне не привыкать забывать то, что было слишком дорого. И какая-то святыня мне не указ!
Снова начался бесконечный путь. Если в начале я еще смотрела на тянущийся вдоль дороги лес сквозь щель в приоткрытом пологе, то вскоре я задернула ткань. Большей частью потому, что с этой стороны ехали два воина Алвара. Один чуть впереди повозки, второй позади. Видеть их я не видела, зато они изредка переговаривались о чем-то. Кварский язык, так похожий на хванский, каждый раз заставлял меня вздрагивать. Тем более, что голос одного из воинов был по тембру очень похож на голос Альгидраса. Я даже подумывала попросить Миролюба перестроить отряд, но потом решила, что это глупо. В самом деле, не до капризов тут.
Спустя какое-то время я свернулась клубочком и задремала под мерное укачивание повозки, поскрипывание упряжи, всхрапывание лошадей и негромкие голоса воинов. Отряд Миролюба состоял из двенадцати воинов. Отряд Алвара — из четырнадцати. Я находилась под надежной охраной и могла поспать? путь и вправду предстоял долгий.
Несколько раз в мою повозку заглядывал Миролюб, я что-то отвечала ему сквозь дремоту, и мы ехали дальше. Выспавшись, я перекусила, рассудив, что нужно заботиться о себе самой, попила из кожаной фляги прохладной воды и снова отдернула полог, с удивлением отметив, что дорога стала шире. Я не помнила, чтобы мы ехали по такой по пути в Каменицу. На секунду у меня екнуло в груди, и пришла нелепая мысль, что меня просто выкрали. Потом я вспомнила слова Миролюба о том, что я должна просто отдыхать и ни о чем не думать, и сразу успокоилась. Я верила ему. Он пока не дал ни одного повода усомниться в себе. Как раз наоборот, шел порой на такие жертвы, которых я и не смела ожидать. Вот как этот отъезд, например. Поэтому я решила довериться судьбе и перестать искать во всем подвох. Я смотрела на скользившие мимо деревья, слышала ржание лошадей, негромкие голоса мужчин, и было в этом что-то сказочное.
