Когда я приноровилась к размеренному шагу своей лошади и смогла оглядеться по сторонам, я вдруг обнаружила, что лес вокруг так же фантастически красив, как и в то утро, которое мы встретили с Альгидрасом в старой избушке. Это открытие меня обескуражило. В первую очередь потому, что я вообще смогла обратить внимание на красоты природы, несмотря на физическую боль и эмоциональное опустошение. А еще лес снова словно разговаривал. Я вертела головой по сторонам, и мне казалось, что я слышу шелест листвы. Я, разумеется, слышала его и раньше, но теперь он был иным. Словно во мне открылось какое-то дополнительное чувство, тонко воспринимающее колебания воздуха и звуки природы. Я задрала голову к сходившимся над дорогой кронам и поняла, что вижу каждый листок.
Рядом со мной кашлянул Алвар, и я обернулась к нему. Он выглядел по-прежнему неважно, однако на тонких губах играла привычная улыбка.
— Твои глаза блестят, краса. О чем думаешь?
Я поймала себя на том, что едва не улыбнулась в ответ. Но тут же вспомнила о Гориславе и, проигнорировав Алвара, окликнула Миролюба. Тот ехал чуть впереди, но тут же придержал коня и обернулся.
— Свирцы ведь похоронят твоих людей как нужно?
Миролюб нахмурился:
— Как нужно не получится. Для того я надобен. Но они… отвезут их в Каменицу. Отец о них позаботится. В другое время позаботился бы Будимир. Но…
Я мимоходом подумала, что этот короткий отрезок времени вместил слишком много смертей в окружении Миролюба: Будимир с его людьми, половина дружины, Златан, которого по нелепой случайности пришлось убить самому Миролюбу…
Я опустила голову, потому что не знала, как выразить свою скорбь. Однако Миролюб, казалось, понял, потому что негромко произнес:
— Они воины, ясно солнышко. Любой из нас может поймать шальную стрелу.
Я кивнула, не поднимая головы, силясь отогнать мысли о Гориславе и, как бы нелепо это ни звучало, о его коне, бросившемся на помощь своему хозяину, чтобы тоже погибнуть.
— Но кто мог послать тех людей? Ансгар сказал, что лиходеи искали меня. Сам Ансгар искал своих… отступников, — неловко пробормотала я, покосившись на Алвара. Тот улыбнулся. — Понятно, почему они были вместе, но как они нашли друг друга?
Это был правильный вопрос. Я поняла это по тому, как оглянулся Миролюб, и по взгляду Алвара, в котором светилось веселое изумление, словно он был приятно удивлен наличием мозгов в моей голове.
Миролюб лишь покачал головой, а вот Алвар неожиданно подал голос:
— На землях светлого княжича, — он продолжал называть так Миролюба, хотя мне казалось, что того это раздражает. Алвар не мог не замечать реакции Миролюба, однако тактики не менял, — есть много разного люда. Прежде чем ступить на здешний берег, я писал не только тебе, княжич, но и воеводе Свири, и воеводе Красного Дворища.
Миролюб оглянулся и вскинул бровь, а Альгидрас подал голос:
— Ты писал Радимиру?
— Мне нужно было найти тебя, брат мой! — пожал плечами Алвар, даже не оглянувшись на Альгидраса.
Я поняла, что Радим ничего не сказал Альгидрасу и того это явно задело. Я же вдруг почувствовала скрытое удовлетворение.
— И что тебе отвечали эти достойные люди? — в голосе Миролюба любопытство было тщательно замаскировано под насмешку.
— Увы, светлый княжич! Ты был единственным, кто ответил на мои письма.
— Как ты узнал, что это был я, а не отец? — насмешка Миролюба пропала, осталось лишь любопытство.
— Я не знал наверняка, пока не ступил на твою землю и не оказалось, что мои люди везде натыкаются на твоих дружинников. Мы ни шагу не могли ступить без надзора. Они были и торговцами, и трактирщиками, и постельными… — тут он бросил на меня взгляд и оборвал мысль на полуслове.
Миролюб тоже посмотрел на меня, впрочем, смущенным не выглядел. Вместо этого он продолжил допрос:
— Как же ты опознал в них дружинников? И почему решил, что они — не люди моего отца? — теперь уже Миролюб выглядел не просто любопытствующим. Алвару явно удалось его заинтриговать. — Тебе помогла стихия?
— Мне помогли глаза, — уголком губ улыбнулся Алвар и, перехватив мой недоуменный взгляд, пояснил: — Запястья.
Видимо, мое лицо стало еще более озадаченным, потому что Алвар рассмеялся, а Альгидрас, воспользовавшийся расширением дороги и пристроившийся справа от меня, щелкнул пальцами:
— Браслеты. Но ты не мог знать узор княжича! Ты вообще не мог ничего знать наверняка… Вы же никогда не заходили в эти моря. Ты вообще от своего монастыря и на полшага не отходил, — тон Альгидраса был одновременно обличающим и раздраженным. — Не говори, что полагался на слова торговцев.
Алвар улыбнулся и покачал головой, но на обвинения ответить не успел: Миролюб натянул поводья, и его конь развернулся на месте. Алвар с Альгидрасом тоже остановили коней. Моя лошадь, к счастью, остановилась сама.
— Ты разобрал узор на браслетах? — на лице Миролюба отразилась крайняя степень недоверия. — Его и не разглядишь. Да и браслеты в Каменице у всякого… Как ты опознал моих людей?
Миролюб поднял запястье к глазам и с тенью досады принялся изучать массивный браслет.
— Вся моя жизнь — это свитки и письмена, светлый княжич. Мне довольно увидеть узор единожды, и я запомню его на всю жизнь. Браслеты здесь у разного люда, но у твоих людей узор един. Когда я подносил дары твоему отцу, увидел, что его узор походит на их, но лишь походит, не более. А это значит, что они? люди одного из его ближайших родичей, но не самого князя. Светлый князь принял дары и заинтересовался чужеземцем не более, чем того требовали законы гостеприимства. Выходит, ждал меня не он, а кто-то другой. Тот, кто знал о моем прибытии, тот, кто заботится о своей земле, и тот, чьи воинские узоры приняли на себя часть узоров светлого князя. Если бы у князя было несколько сыновей да дюжина братьев, мне бы пришлось провести немного времени во встречах с каждым из них. Но мой путь был легок, и он привел лишь к одному человеку.
Алвар указал на Миролюба театральным жестом. Я подумала, что если бы рядом был камин, пламя непременно бы полыхнуло. Алвар, точно прочитав мысли, чуть склонился ко мне и доверительно понизил голос:
— С камином вышло бы краше.
Я не смогла сдержать улыбки. Миролюб наконец прекратил разглядывать браслет и, покачав головой, развернул коня. Я же подумала о том, что вообще не обращала внимания на браслеты, которыми мужчины крепили здесь рукава рубах. То есть сами браслеты видела и у Радима, и у Миролюба, и у Альгидраса с Гориславом, но даже не подумала о том, что по узорам на них можно что-либо определить. Любой рисунок здесь автоматически казался мне оберегом, а значит, не должен был ничем выделяться среди других.
Мы вновь неспешно тронулись в путь. Миролюб ехал впереди. Мы? в ряд позади него. Дорога была широкой, но мне казалось, что, даже будь она уже, мне бы не позволили ехать без подстраховки.
