— Ну, раз уж мы говорим правду, — через какое-то время начал Миролюб, — тогда скажи и ты, савоец, зачем ты здесь? Твоя жизнь — свитки и письмена. Думаю, у тебя их поболее, чем в моей земле. Что тебе нужно здесь на самом деле?
Миролюб даже не обернулся, говоря это, но я поняла, что он напряженно ждет ответа.
Я от души понадеялась, что Миролюбу не придет в голову подключить к игре в вопросы-ответы еще и меня, потому что моя правда им явно не понравится. Я покосилась на Альгидраса. Тот, почувствовав это, поднял голову, и стоило нашим взглядам встретиться, как мой желудок сделал сальто. Бесит! Как же бесит! Я резко отвернулась к Алвару. Тот смотрел на гриву своего коня с задумчивой улыбкой. Миролюб оглянулся и поторопил:
— Ну что молчишь?
— Выбираю правду, — честно ответил Алвар. — Их же всегда несколько, правд… Да, светлый княжич?
В его голосе появились странные интонации. Миролюб пожал плечами и беспечно откликнулся:
— Выбери ту, от которой меньше бед, дорогой мой гость.
Он снова не обернулся.
— Тогда повторю то, что уже сказал тебе прежде. Меня позвала Святыня.
— Тебя не могла позвать чужая Святыня, — негромко откликнулся Альгидрас.
— Да что ты знаешь? — в голосе Алвара послышалось усталое раздражение. — Ты прикоснулся к ней, но так и не понял ее. Ты хоть раз чувствовал ее боль? Ее тоску? Бессилие? Она столько лет ждала освобождения!
— Кто «она»? — на этот раз Миролюб оглянулся.
— Каменная Дева, — откликнулся Альгидрас, не глядя на Алвара, в то время как тот ответил:
— Рамина.
— У нее есть имя? — удивился Миролюб.
— Это в той части свитков, что мы не читали, — пояснил Альгидрас.
— В той части, что мы не читали? Там не все свитки?
Вот, кажется, и ответ на вопрос, утаил ли Миролюб часть свитков или у него их просто не оказалось. Альгидрас лишь пожал плечами.
— Расскажи! — попросили мы с Миролюбом одновременно.
Не знаю, к кому обращался он, лично я имела в виду Алвара, потому что ему с недавних пор по части истории доверяла больше. Алвар потер лицо, отбросил волосы с глаз и вздохнул:
— Это было до начала времен, — начал он голосом, из которого полностью исчезла его привычная беззаботность. — В этот мир пришли пять… Я не знаю, можно ли назвать их людьми. Мир был молод. Возможно, до них здесь была лишь чернота.
Миролюб впереди нас фыркнул, однако ничего не сказал.
— Они принесли в этот мир Силу.
— Силу стихий? — вполголоса уточнила я у Альгидраса, начисто позабыв о своем решении его игнорировать.
Тот кивнул.
— А откуда они пришли? — оглянулся через плечо Миролюб. — С неба свалились? Как град?
Было видно, что он забавляется.
— Не с неба, светлый княжич. С другой стороны.
На этом месте рассказ мне резко разонравился сразу по ряду причин, но ни о чем не подозревавший Алвар продолжил:
— Наш мир — это прекрасное полотно, сотканное из радостей и бед, рождавшихся в нем от начала времен. Они ли создали это полотно или же прорвали своим приходом то, что было соткано до них, о том не скажу.
— Хорошо. Они пришли, и дальше что было? — снисходительно позволил продолжить Миролюб и, обернувшись, подмигнул мне.
Я очень надеялась, что он хотел показать, что не верит Алвару, а не намекал на мою «потусторонность».
— А дальше случилось то, чего они не могли ожидать. Их сила оказалась так велика, что стала притягивать мелкие силы, жившие в этом мире.
— Но если была чернота, откуда взялись мелкие силы? — не выдержала я.
— Я сказал «чернота», не «пустота», краса. Либо силы были здесь, либо при разрыве полотна они так же пришли в наш мир.
— И снова спрошу: откуда? — опять встрял Миролюб.
На месте Алвара я бы уже рукой махнула на таких неблагодарных слушателей, однако было видно, что он слишком влюблен в эту историю и ему, вероятно, слишком редко приходилось ее рассказывать. Если вообще приходилось. Потому он охотно пояснил:
— С Изнанки.
Мое сердце пропустило удар, а потом понеслось вскачь. Я попыталась себя успокоить тем, что это была всего лишь старая легенда и ничто пока не указывало на то, что хоть что-то в ней может быть правдой.
Но успокоиться не получалось. Я напряженно посмотрела на Альгидраса. Тот хмуро разглядывал деревья над головой, точно они были в чем-то виноваты. Почувствовав мой взгляд, он посмотрел в ответ.
— Ты веришь? — одними губами спросила я, хотя это было нелепо, потому что для себя я давно решила, что доверять словам и реакциям Альгидраса ни за что нельзя. Однако вздрогнула, когда он кивнул в ответ.
Алвар меж тем продолжал:
— Их было пятеро.
— Пятеро? — переспросила я. — Но святынь ведь четыре.
Миролюб удивленно оглянулся, и мне пришлось пояснить:
— Мне Олег рассказывал, когда я рисунок отдавала.
Миролюб отвернулся, никак не отреагировав, Алвар же продолжил рассказ:
— Четыре силы: Огонь, — Алвар на миг прижал ладонь к груди, — Воздух, — ладонь театрально указала на Альгидраса: — Вода и Земля. А пятой была прекрасная Дева, которая мало того, что любила одного из тех четверых, любила настолько, что согласилась тайком помочь им бежать, но еще и несла в себе ту силу, без которой четыре другие были ничем.
— Какую? — спросила я, в то время как Альгидрас с Миролюб в унисон подали голос:
— Бежать?
— Сперва отвечу красе, — Алвар явно наслаждался тем, что полностью завладел нашим вниманием. — Эту силу называют по-разному. Эсфера, аэтер, этоу. Но суть у нее одна. Это — само сущее.
У меня на языке вертелись слова, которые я уже однажды сказала Альгидрасу: «словом, ты не знаешь, что это значит», но отчего-то в этот раз я промолчала. Наверное, потому, что чувствовала: Алвар знает.
— Что это значит? — спросил Альгидрас, и я невольно улыбнулась. Он тоже вспомнил мои слова.
— Это сама жизнь. Без нее огонь не может гореть, вода не может течь, ветер дуть, а земля будет бесплодной.
Наступила тишина. Мы переваривали информацию.
— От кого они бежали? — напомнил Миролюб.
— А вот об этом в свитках не сказано. Они бежали с Изнанки, чтобы спасти силы, которыми обладали. Что-то там, откуда они пришли, должно было эти силы погубить.
Миролюб хмыкнул и повертел головой, разминая шею. Я тоже вдруг почувствовала, что, пока слушала, едва дыша, мои спина и шея затекли. Осторожно распрямившись, я тоже с наслаждением размяла шею.
— А что было потом? — спросил Альгидрас.
