— Может, вы прекратите разговаривать между собой? Я все еще здесь! — рассердилась я уже на Алвара.
— Ты должен рассказать! — не глядя на меня, повторил Алвар Альгидрасу на словенском.
Альгидрас снова выдохнул, и мне послышался болезненный стон.
— Помолчите оба, — попросил он. — Мне нужна тишина.
Я посмотрела на Алвара, тот развел руками. Просьбу мы выполнили. Я изо всех сил старалась не думать о зове, но это было за гранью возможного, потому что теперь в моей голове назойливо крутилась мысль: кто же этот таинственный «он»? Да что же за жизнь тут?! От одной тайны едва оправился, а тут уже следующая на подходе.
Альгидрас бесцеремонно стащил капюшон с мой головы, и не успела я удивиться, как он прижался лбом к моему затылку и замер, щекотно сопя мне в шею. Его рука напряглась на моем животе, и он притянул меня к себе с такой силой, что мне стало трудно дышать. Но невозможность нормально вдохнуть беспокоила меня сейчас в последнюю очередь. Если он хотел отвлечь меня от мыслей о таинственном зове, то лучшего способа придумать не мог. Из моей головы вылетели все мысли до одной. Я еще пыталась вспомнить о своей обиде, но здесь и сейчас она тоже вдруг показалась несущественной. Я закрыла глаза, молясь про себя, чтобы Миролюб не обернулся.
— Прости, — пробормотал Альгидрас, ослабляя хватку и отстраняясь. — Я… Мне… нужно было.
Вот, значит, как? Ему нужно было… Я выпрямилась, чувствуя отголоски боли в мышцах, и отодвинулась от него настолько, насколько позволяло наше положение.
— Алвар, кто это был?
Алвар покачал головой и виновато улыбнулся:
— Прости, краса, но эту историю тебе должен поведать не я.
«Предатель!» — хотелось сказать мне. Впрочем, я тут же подумала, что себя и своего ненаглядного «брата» он как раз не предает. Я отчаянно хотела оказаться сейчас на лошади с Миролюбом. Я даже на секунду всерьез подумала попросить его об этом, но тут же одернула себя. Вряд ли, конечно, что-то случится, но, если вдруг я свалюсь с коня, а он не сможет меня удержать, он ни себе, ни мне этого никогда не простит. Мне не хотелось в очередной раз напоминать ему о его увечье.
Теперь я тратила все силы на то, чтобы не думать об Альгидрасе, сидевшем за моей спиной. Для начала я откинула прочь его ладонь со своего живота. Он не сделал попытки вернуть ее на прежнее место, а я вцепилась в гриву коня. Тому это, кажется, не понравилось, но мне было уже плевать. Если он нас сбросит, это будут проблемы Альгидраса. Его чувство собственного достоинства волновало меня меньше всего.
Я окликнула Миролюба и задала животрепещущий вопрос: долго ли нам ехать до Свири, на что получила обрадовавший меня ответ. Оказалось, что доберемся мы уже завтра. Этот путь действительно был короче даже при такой скорости передвижения. А еще Альгидрасу пришлось пустить коня вперед, чтобы поравняться Миролюбом, так как дорога расширилась, а заставлять Миролюба все время оборачиваться, разговаривая со мной, было по меньше мере невежливо. Теперь мы ехали рядом с Миролюбом, и я очень надеялась, что он видит, насколько далеко я сижу от Альгидраса и что я совсем не обращаю на того внимания.
Миролюб неожиданно поведал, как однажды, еще подростком, ехал этим путем один и как на него напали лиходеи. Я ожидала, что он сейчас расскажет героическую историю о том, как в одиночку справился с восемью злодеями, и приготовилась сделать соответствующее лицо, чтобы он не усомнился в том, что я верю каждому слову.
Но он снова меня удивил. Оказалось, что его ограбили и избили до полусмерти и наверняка убили бы, если бы в дело не вмешался Будимир, который тайком выехал из Каменицы за ним, потому что справедливо опасался отпускать самонадеянного княжича одного. Князю Любиму о той истории они так и не рассказали.
— Вы были друзьями? С Будимиром? — я задавала вопрос без привычной мысли, должна ли была Всемила знать об этом, потому что уже поняла, что если та и знала, то никогда не обсуждала это с Миролюбом.
Миролюб помедлил с ответом, словно собираясь с мыслями, а потом произнес:
— Он был не другом, нет. Он был как отец. Он научил меня драться на мечах, метать кинжал. Он рассказал мне все, что знал об этом мире. Заставил поверить в то, что коль однорук, то это еще не конец.
— Прости, — пробормотала я. — Ты, наверное, по нему скучаешь.
Миролюб усмехнулся, и я вдруг осознала, что мы вообще-то не одни, и то, что он мог бы сказать мне, он не может сказать при мужчинах.
— Я по тебе скучаю, ясно солнышко, когда не вижу, а по мертвым скучать — все одно, что свою смерть приближать. Скоро со всеми и так свидимся.
Я поняла, что затронула очень неудачную тему. Пока я лихорадочно соображала, что бы еще сказать, чтобы сгладить впечатление от тягостного разговора, Альгидрас позади меня напрягся и вновь прижал меня к себе.
— Впереди отряд, — коротко сказал он.
Миролюб бросил на него взгляд и приказал:
— В чащу ее!
Не успела я помниться, как Альгидрас спрыгнул с коня, стащил меня следом и утянул в гущу деревьев. Алвар, к седлу которого были привязаны поводья моего коня, подхватил под уздцы лошадь Альгидраса и выпрямился в седле, точно готовился принимать бой. Миролюб неспешно вынул меч из ножен.
— А что, если в него выстрелят? — прошептала я, вглядываясь сквозь листву в силуэт Миролюба.
— Там Алвар. Он не позволит.
Альгидрас тоже говорил шепотом. Я повернулась к нему и посмотрела в упор:
— Кто нас звал?
Тот отвел взгляд от дороги и нехотя посмотрел на меня.
— Тебе не нужно это. Скоро все закончится. Завтра ты будешь в Свири…
— Завтра я опять буду умирать! Потому что там эта ваша Святыня, потому что…
— Не будешь, — перебил меня Альгидрас.
— Откуда ты знаешь?
— Поверь.
— Ты — последний человек в этом мире, которому я поверю!
По лицу Альгидраса скользнула какая-то эмоция, но так быстро, что я не успела ее идентифицировать. Внезапно со стороны дороги раздались приветственные возгласы, смешавшиеся с топотом коней и звяканьем оружия. Миролюб что-то громко говорил, и за всем этим гомоном я уловила голос, который очень хотела услышать последние несколько дней. Я вырвала руку из хватки Альгидраса и бросилась к дороге.
— Стой! — прошипел он вслед, но мне было плевать.
Отряд свирцев алел плащами. Воины, увидев меня, заговорили разом, а я смотрела лишь на могучую фигуру Радима. Тот резко обернулся и спрыгнул с седла. Миг, и я оказалась намертво прижатой к его широкой груди. Я крепко обхватила его за шею, царапая пальцы о край кольчуги.
— Всемилка, родная моя, — прошептал он, уткнувшись мне в макушку, и я разревелась.
Я ничего не могла с собой поделать. Я ревела от стыда перед ним за обман, от стыда за то, что произошло между мной и Альгидрасом, от того, как я обошлась с Добронегой, и от того, что даже не попрощалась со Златой. Я оплакивала смерть Горислава и свою несостоявшуюся любовь и не могла остановиться. Вокруг переговаривались воины, ржали кони, позвякивала упряжь, а я все ревела и ревела, прижимаясь щекой к колючим звеньям кольчуги.
