Так он узнал, что Святыня Огня — не есть самая главная Святыня всех земель. Что она — лишь часть чего-то большего. Такая же часть? Святыня Воздуха? хранилась на острове хванов. Только все, что Алвар к тому времени узнал о хванах, указывало на то, что они не обладали силой Воздуха так, как все савойцы силой Огня. Лишь их Главный Жрец мог повелевать ветрами и слушать то, о чем они шепчут. Алвара удивило это открытие. Если Шар — тоже лишь часть целого и ничуть не слабее савойской Святыни, то почему хваны слабее? Еще одна Святыня была у кваров, но, судя по тому, что Алвар узнал о кварских мальчишках, которых присылали в монастырь до Великой Смуты, умели те не больше хванов.
Но самое главное, в свитке говорилось о том, что когда-то все эти Святыни принадлежали одной Истинной — Каменной Деве. Что-то дрогнуло в нем тогда от этих строк. Затрепыхался Огонь да потянул его, как, бывало, тянул к хванцу. Алвар тогда убрал свиток и успел уйти из залы незамеченным. И с той поры собирал знания по крохам, искал намеки в уже читанном, думал над каждым словом по-новому.
Однажды брат Сумиран вызвал его к себе и дал Алвару свитки с древними пророчествами, спросив, что тот о них думает, видит ли здесь себя? Говорил, мол, дает эти свитки каждому старейшине. В ту пору Алвар впервые задумался о том, сколько же лет брату Сумирану, раз он успел пережить нескольких старейшин монастыря. Впрочем, долго думать он над этим не стал, потому что, вчитавшись в свитки, тут же понял, для чего пришел в этот мир. И хотя до того дня Алвар даже в думах не посмел бы соврать мудрейшему, что-то заставило его сказать совсем не то, что он почувствовал, мол, строки «и будет гореть в его жилах Огонь век от века и умножит он силы и защитит твердыни» — это как раз о нем, об Алваре. Брат Сумиран кивнул задумчиво и не стал забирать свитки. Позволил перечитать.
Алвар с дрожью вчитывался в строки: «И станет один род пеплом, а нити другого оборвутся навек, и из обновленного рода выйдет один, расколотый надвое, омытый кровью и скорбью, и пойдет по пути, указанному Святыней, до заката дней» и видел перед собой мелкого хванца. И как ни силился, не мог отогнать от себя те видения. Потому что в свитках то и дело встречались слова о Ночи Искупления, «что омоет кровью священный берег да вольется в одно сердце силой предков». И как ни старался Алвар убедить себя в том, что это — лишь слова, в голову неустанно лезло то, что хваны живут на острове, называемом «священной землей». Он даже попробовал расспросить об этом брата Сумирана. Тот не стал отпираться. Сказал, что пророчество вправду об острове хванов, но когда оно сбудется, никому не ведомо, и Алвару не стоит о том думать. Вот только Алвар отчего-то чувствовал, что это коснется мелкого. Огонь в нем так и рвался: уберечь, защитить, не пустить его на тот проклятый священный остров.
Он испросил дозволения взять свитки в келью. Брат Сумиран дозволил, проводив его задумчивым взглядом. Только Алвар того не заметил, все его думы были заняты пророчеством. А вечером, перечитывая свитки в третий раз, Алвар зацепился взглядом за строки, на которые раньше не обратил внимания. Прочитав же их теперь, он расхохотался. Только от смеха того по лицу катились слезы не то облегчения, не то страха. Потому что говорилось в свитке: «Огонь внутри сильнейшего признает Силу последнего в роду и пойдет по отмеченному им пути до конца времен». И смеялся Алвар, даже не утирая слез, думая о том, что все-таки повидает мир. Вот только выгорит дотла в том огромном мире, до последнего вдоха защищая того, кого признал своим его глупый Огонь.
С тех пор смотреть на мелкого стало еще тяжелее. В груди все заходилось от смеси страха и жалости, но Алвар терпел, потому что все наконец обрело смысл. Он свыкся с правдой, просто теперь стал следить за собой еще строже: соглашаться во всем с братом Сумираном, исправно доказывать брату Ансгару, что Сила под контролем, смеяться и шутить с братьями и не оставаться в одиночестве. Потому что одному стало совсем невыносимо: знание давило на грудь, требовало поделиться с мелким, что-то придумать, найти выход. Брат Сумиран говорил, что пророчества всегда сбываются, но брат Кемал однажды сказал, что каждый миг мы меняем то, что предначертано. Кому верить? Как понять, где правда? Алвар не знал. Оттого и старался выглядеть беззаботным да веселым, жадно слушая все, что говорили старые учителя.
Как-то ночью он почуял странное: словно Огонь касается чего-то, что не принадлежит ему, однако признает, подчиняясь воле того, кто ведет обряд. Чувство было едва различимо, точно все свершалось далеко. Тогда Алвар едва не выбежал из кельи прямо посреди ночи. Отчего-то его это встревожило.
Утром все было, как обычно. Он пришел в молельную залу, привычно отыскал взглядом встрепанную макушку, да так и застыл, потому что в мелком хванце, еще вчера девственно чистом и равно открытым всем стихиям, тлел маленький, едва различимый огонек. Не успев подумать о том, что делает, Алвар двинулся на этот огонек, чувствуя, как его Сила тянется туда, касается чужой, изучает, привыкает.
Мелкий нервно обернулся и скользнул сердитым взглядом. Выглядел он больным, точно ночь не спал. Алвар нахмурился и отправился на свое место в другой конец зала, понимая, что предания могут сбываться не полностью. А это значит, прав был брат Кемал: мы сами меняем судьбу. Но для этого нужно быть рядом с мелким паршивцем и уберечь его от беды. Вот только как приручить хванца?
Алвар уже было совсем отчаялся, но Судьба сделала нежданный подарок. Алвар шел с чтений с братьями Фаримом и Сабиром, когда посреди коридора точно из-под земли вынырнул хванец и громко окликнул его по имени. Будь Алвар один, он, верно, отозвался бы на звонкий окрик. Но при других не мог — отчего-то он не хотел, чтобы брат Сумиран видел, что их с мелким хванцем может что-то объединять, хотя прямого запрета от брата Сумирана не было. Алвар сделал вид, что не расслышал, хотя сердце заполошно заколотилось и Огонь едва наружу не вырвался. Фарим с Сабиром загоготали над хванцем, и Алвар поспешил увести их из коридора, а после полночи лежал и думал о том, окликнул ли хванец его потому, что сам хотел, или же Огонь в нем потянулся к Алвару?
На следующее утро Алвар сидел в трапезной и чувствовал на себе взгляд хванца. Обычно все было наоборот, но сегодня Алвар упорно не поднимал глаз от своей тарелки, слушая брата Сабира и отчаянно желая, чтобы мелкий прекратил пялиться, потому что от этого хотелось улыбаться, а брат Сабир рассказывал что-то грустное. Когда Алвар приблизился к выходу из трапезной, хванец вдруг слетел со своего места, точно его подпихнул кто, и вцепился мертвой хваткой в рукав Алвара. Огонь внутри едва ползалы не спалил — еле сдержать удалось. Сам же Алвар лишь посмотрел на тонкие пальцы, скомкавшие грубую ткань, потом на лицо мелкого и вдруг понял, что в первый раз смотрит на него открыто. Тот стоял красный, как рак. Видно, долго с силами собирался. Алвар не мог ума приложить, что мелкому нужно. Хотел уже увести его из трапезной по-тихому и потолковать в коридоре, но брат Кемал гаркнул: «Альгар!» и хванец, подскочив, отцепился, а потом его и вовсе увели. Верно, опять наказали.
К концу седмицы из разговоров учителей Алвар узнал, что мелкий хванец был в монастыре не один, а с дедом. Правда, из тех же разговоров Алвар понял, что дед к Богам отошел, и снова скрутило проклятой жалостью. Следующие несколько дней Алвар хванца не видел, а когда тот наконец появился, выглядел таким несчастным, что Огонь в Алваре так и рванул вперед. Алвар даже несколько шагов успел к мальчишке сделать, пока не опомнился и не поспешил поскорее прочь. Всю ночь потом ворочался без сна, и было ему то жарко, то жестко, хотя всю жизнь прожил в этой келье и до того момента ни на что не жаловался. Да только как тут успокоиться, когда Огонь внутри гудит и все мысли только о том, как бы хванца утешить, чтобы тот перестал выглядеть выброшенной на берег рыбешкой?!
