— Откуда ты знаешь? Ты ее даже не видел!
— Мне и не нужно. Свою мать я тоже не видел, но она появилась у хванов тоже из ниоткуда. Ее принесло море. И она, родив старосте сына, отправилась к Богам. Как и Найдена.
— Найдена пришла из Ждани! Отец забрал ее оттуда после пожара, — голос Радима звучал уже менее уверенно, но все еще сердито.
— А в Ждань? — спросил Алвар.
— Она… родилась там, — совсем уж неуверенно закончил Радим.
— Ты точно знаешь? — прищурился Миролюб.
Радим нехотя помотал головой:
— У матери надобно о том спрашивать.
А я вдруг вспомнила слова из своей книги и воскликнула:
— Она была сиротой, жила у повитухи, пока та не померла. О ее родителях никто ничего не знал!
— Откуда ты взяла? — удивленно посмотрел на меня Радим.
— Мне… Добронега сказывала, — соврала я, понимая, что это может быть правдой. Мало ли чего рассказывала Добронега Всемиле за столько лет.
— А когда ты родился, хванец? — вдруг спросил Миролюб.
— Девятнадцать весен назад.
— За год до Всемилы, — пробормотал Миролюб и обратился уже к Алвару: — А ты?
— Двадцать четыре зимы назад, — откликнулся тот и, предвосхищая вопросы, добавил: — Матери я тоже не знал.
— Восемнадцать, девятнадцать, двадцать четыре…
Миролюб задумался, и было о чем. Слишком много совпадений. А еще мы с Альгидрасом знали то, чего не знали остальные: я сама родилась двадцать четыре года назад. Но я-то знала, кто моя мама. Она была жива-здорова и никакой силой точно не обладала.
— Но что насчет меня? — спросил наконец Миролюб. — Мне тоже двадцать четыре. Но я знаю свою мать, и она уж точно не обладает силой. Скорей слабостью, — помрачнел он.
Княжич будто подслушал мои мысли. Альгидрас ничего не ответил, опустив взгляд на наши руки. Я смутилась и хотела было отдернуть руку, но вовремя передумала. Все-таки эмоции эмоциями, а дело делом.
— А слабость, светлый княжич, стала одолевать твою мать после того, как тебя дитем похитили, — медленно проговорил Алвар.
— Поясни, — негромко попросил Миролюб.
Хоть его голос и звучал абсолютно спокойно, по тому, как сжались его челюсти, я поняла, что тема ему неприятна.
— Есть то, что ты должен узнать не от меня, Миролюб, — ответил Алвар, впервые назвав княжича по имени.
— Ты видишь здесь кого другого? — неожиданно съязвил Миролюб. — Отвечай! Я хочу знать.
Алвар посмотрел на Альгидраса, по-прежнему разглядывавшего наши руки. После затянувшейся паузы Альгидрас произнес:
— Алвар прав, Миролюб. Не мы должны о том говорить. Да и знаем мы не все.
— Кто знает все? — не сдавался Миролюб.
— Князь, — откликнулся Альгидрас. — Кто-то из близких ему, тот, кто был при нем, когда ты родился и когда тебя похитили. И кто был при нем после.
Миролюб вздохнул:
— Где ж их сейчас найдешь?..
— Отец мой был, — вдруг подал голос Радим. — Не при рождении, а при том, как похитили и после. Это он Миролюба вызволил. Еще Будимир был. Отец сказывал, тот всегда рядом с князем был.
На этих словах Миролюб вскинул голову и несколько секунд смотрел на Радима.
— Будимир, говоришь?..
— Только его все одно уже нет, — продолжил Радим, — а до князя неделя пути, и хорошо, если без лиходеев, а не как в этот раз. А Дева ваша вот она — под боком. Того и гляди, весь город не огнем займется, так из ума все выживут. Хватит воду мутить! Говорите, что знаете!
— Огнем не займется, — откликнулся Алвар. — Слово даю.
— Да что мне с твоего слова, чужеземец? — хлопнул ладонью по столу Радим. — Я тебя знать не знаю, чтобы твоему слову верить.
— Мне веришь? — Альгидрас поднял голову, оторвавшись от разглядывания наших с ним рук.
Радим стушевался и отвел взгляд. Было видно, что он не хотел рубить с плеча, но и солгать не мог.
— Я тебе верю, хванец, — подал голос Миролюб. — Сказывайте. Даже если слова мне не по душе будут.
— А они будут не по душе, — пообещал Алвар.
Альгидрас же осторожно вытянул руку из-под моей ладони и глубоко вздохнул.
— Я расскажу. Только одному княжичу, — решился он.
— Прекрасно! — усмехнулась я, убирая руку со стола. — Как помощь нужна, так помогай, а как помогла, так иди, девка, отсюда, не мешай?!
Я вскочила на ноги, уперев руки в бока. Понимала, что веду себя глупо, но накопившаяся злость на Альгидраса не давала шансов остановиться. Альгидрас потер лицо руками и повернулся к Миролюбу:
— Можешь тоже убрать руку. Она больше не зовет.
— А если вернется? — откликнулся тот, но руку отнял и повращал плечом, разминая затекшие мышцы.
— Не вернется. Оказалось, что разом мы… — Альгидрас в растерянности чуть пожал плечами, точно не зная, как продолжить.
За него закончил Алвар:
— Она слабее, когда мы все разом.
— И то хлеб, — пробормотал Радим.
Альгидрас же повернулся ко мне и после колебания все-таки посмотрел в мои глаза:
— Я не гоню. Но это? лишь княжича. Я не могу говорить о нем для всех.
Я сложила руки на груди и хмуро посмотрела на Миролюба.
— Я после тебе скажу, — пообещал он.
И хотя я ни на миг не поверила в это обещание, вынуждена была кивнуть. Я подхватила со стола две миски? свою и Радима? и отправилась в сени. Не успела я достать таз для мытья посуды, как дверь скрипнула, и ко мне вышел Радим. Он нес опустевшее блюдо из-под хлеба. Я налила в таз остывшей воды, потому что за теплой пришлось бы возвращаться в трапезную, взяла было миску, но вдруг почувствовала ладонь Радима на плече.
Он молча развернул меня к себе. Я удивленно взглянула в его лицо и замерла, потому что впервые Радим смотрел на меня как на незнакомку. Мое сердце ускорило бег, и я будто вернулась в тот день, когда Радим пришел проведать меня в дом Добронеги. Он стоял тогда высокий, могучий, грозный и занимал собой почти всю комнату. Я вспомнила, как боялась, что он увидит во мне самозванку, и как в тайне хотела, чтобы это случилось, потому что слишком страшно мне было от неопределенности. Сейчас же я тоже посмотрела на него, как в первый раз. Он больше не казался таким огромным и пугающим, ведь я привыкла видеть Миролюба, который был почти на полголовы выше воеводы. А еще я привыкла к самому Радиму, точно приручила его дикую силу. Знала, как он смотрит, когда сердится всерьез, как разбегаются морщинки у глаз от готовой вот-вот появиться улыбки. Пожалуй, я знала его лучше, чем кого-либо.
Я вдруг поняла, что в том, прошлом мире, никогда не разглядывала людей так, как делала это здесь. Там я всегда спешила, отводила взгляд. А здесь они сами смотрели на меня прямо и открыто, и мне не оставалось выбора: лишь так же смотреть в ответ.