— Прости, — пробормотал он.
Костяшки его пальцев едва касались моей шеи, когда он торопливо завязывал узелок.
— Не порвется? — забеспокоилась я.
— Нет, — отозвался он шепотом. — Узел крепкий, а шнурок прочный, его лишь разрезать можно.
Я коснулась бусины, покоившейся чуть ниже ключиц. Длина шнурка не позволяла снять украшение через голову. Ну и славно. Если у кого-то будут вопросы, это оберег. И я собираюсь его носить. Даже если слова про оберег он придумал на ходу. Особенно, если придумал.
Я повернулась к Альгидрасу, и он медленно шагнул назад. Едва я открыла рот, чтобы поблагодарить, как он заговорил:
— Благовония…
— Да. Это те самые.
— Я понял.
— Что с ними не так? Ты уже во второй раз обращаешь на них внимание.
— Я замечаю их всегда. Просто не всегда говорю, — он сморщил переносицу и потер виски.
— Так что с ними?
— Ты не знаешь, откуда они? — спросил Альгидрас и отступил еще на шаг.
— Я спрашивала у Добронеги. Она сказала, что это матери Всемилы. Мне показалось, что Добронега была рада, что я ими пользуюсь.
Альгидрас прищурился, и я почти увидела, как завертелись шестеренки у него в голове.
— Пояснишь, что с ними не так?
— Пока сам не понимаю. Это странно все, — пробормотал Альгидрас, потирая шею. — Этот запах меня… беспокоит.
Он замолчал и настороженно на меня посмотрел.
— Я могу ими не пользоваться, — предложила я, понимая, что вправду готова пойти ему навстречу даже без объяснений.
— Если можно, — попросил он, и то, как он при этом улыбнулся, не оставило мне никаких шансов на отказ.
Я смотрела на него, и мне самой хотелось улыбаться. Сколько у нас было вот таких уютных и спокойных минут, когда не нужно было прятаться, спешить или чувствовать неловкость? Сейчас не было вчерашнего горячечного угара, когда я была не в силах отвернуться или шагнуть прочь и мне нестерпимо хотелось броситься в его объятия, но, странное дело, я не могла сказать, что сегодня мои чувства были слабее. Наоборот, я в ясном уме и твердой памяти отмечала, что, возможно, про него и не скажешь “невероятно красив”, но с тем, что он наделен морем обаяния и у него совершенно фантастические глаза, я бы спорить не стала. А еще он казался родным, близким, знакомым, и мне вновь нестерпимо хотелось ему доверять. Вопреки здравому смыслу.
Альгидрас снова неловко улыбнулся под моим пристальным взглядом, и я вдруг поняла, что это утро почти идеальное. Совсем идеальным ему не давало стать неотступное чувство тревоги, преследовавшее меня с момента пробуждения. Я зябко поежилась и, повинуясь порыву, призналась:
— Мне тревожно очень.
Альгидрас тут же нахмурился и осторожно спросил:
— Ты чувствуешь Деву? Тебе плохо?
— Нет, — помотала я головой. — Мне не плохо больше, и я ее совсем не чувствую. Но мне просто… тревожно. Я проснулась с этим чувством. Будто что-то должно произойти. Что-то плохое.
И тут меня озарило:
— Ты же говорил, что видишь будущее! Сегодня случится что-то плохое?
Я неотрывно смотрела в глаза Альгидраса, мысленно умоляя его не врать. Только не сейчас. Он словно услышал мой призыв, потому что вдруг вытянул руки, напомнив мне этим Деву. Только в его исполнении это выглядело жестом доверия. Я коснулась его рук, попутно отметив, что его обожженная ладонь уже зажила.
— Будущее нельзя видеть, — глядя мне в глаза, произнес Альгидрас. — Оно меняется каждый миг. Ты что-то делаешь или говоришь и меняешь начертанное, что бы там ни говорил Алвар.
— То есть твой дар бесполезен?
Он улыбнулся и вдруг, выпустив мои руки, шагнул вперед и прижал меня к себе.
— Я вижу то, что может случиться… То, что должно случиться. И это знание меняется каждый миг, с каждым порывом ветра. От дара есть польза. Я могу что-то изменить или же смириться и ждать начертанного. Не злись за обряд. Я не мог ждать, пока ты умрешь. Я…
Голос у моего уха сорвался. «Альгару очень больно сейчас и… страшно». Я отклонилась, чтобы заглянуть ему в лицо.
— Не мог?
Сглотнув, он отрывисто кивнул, и я не нашла в себе сил продолжать расспросы. Мы смотрели друг на друга, и мне казалось, что весь мир? да что там!? оба мира замерли. Звуки Свири раздавались где-то за приоткрытыми ставнями, я же слышала лишь его сбившееся дыхание, чувствовала тепло его рук, легонько касавшихся моей талии, и то, как колотится его сердце под моей ладонью. А еще я не могла нормально дышать под его взглядом. Если вчера он смотрел так, будто хотел схватить меня в охапку и украсть у целого мира — столько в его взгляде было страсти, жажды, голода, то сегодня он смотрел так, будто я и есть целый мир. Мне было дико страшно: от чувств, плескавшихся на дне его глаз, и от того, как отзывалось на них что-то глубоко внутри меня. Но страшнее всего было то, что он смотрел сейчас так, будто старался меня запомнить. И в этот миг я отчетливо поняла, что сегодня вправду что-то случится, что-то очень плохое, и он об этом знает, но ни за что не расскажет мне правды.
Я прикрыла глаза, не в силах выносить его взгляд, и тут же почувствовала прикосновение к своей щеке. Альгидрас скользнул по ней костяшками пальцев, и это была самая невинная и в то же время самая сумасшедшая ласка, которую я только могла себе вообразить. Большим пальцем он очертил мою губу, и я медленно выдохнула. В конце концов, вокруг меня в последнее время то и дело происходили очень страшные вещи. Мне оставалось либо бояться и шарахаться ото всех, либо же ловить крохи жизни и быть за это благодарной.
Я скользнула ладонями по его груди, плечам, шее, зарылась пальцами в жесткие волосы на затылке, и тут же его губы коснулись моих. И не было в этом обреченности нашего первого поцелуя, не было лихорадки и жара обрядовых. Было осознание того, что мы одни во всем мире, и что я наконец-то нашла свой настоящий дом.
Рядом раздалось деликатное покашливание. Я вздрогнула всем телом и попыталась отпрянуть, но Альгидрас неожиданно не позволил, крепко обхватив меня за талию.
— Ты мог подождать за дверью? — недружелюбно произнес он, и я, подняв наконец взгляд, поняла, что невольным свидетелем наших объятий стал Алвар.
— Мог, брат Альгар, — церемонно поклонился Алвар. — Но тогда за дверью мне пришлось бы ждать с воеводой и княжичем. Они уже подходят ко двору.
Я смущенно заправила за ухо прядь волос и снова попыталась отодвинуться, но Альгидрас по-прежнему не выпускал меня из рук. Я заглянула в его лицо и с подозрением спросила:
— Ты ведь не мог не чувствовать, что они идут? Ты хотел, чтобы нас увидели?
Альгидрас тут же разжал руки и посмотрел на меня так, будто я его ударила.
— Я… — начал он, но передумал оправдываться и лишь неопределенно махнул рукой.
