Альгидрас помедлил с ответом. Он шел впереди меня, отводя ветки, и я не видела его лица, но отметила, как напряглись его плечи и пальцы сжали мою ладонь.
— Я не знаю, — наконец сказал он. — Ты всегда был странным.
Алвар зло рассмеялся.
— А ты, княжич? Строил планы, шел вперед по телам своих людей. И все равно дошел лишь сюда. А дальше?
Миролюб тоже ответил не сразу:
— Обретший святыню, обретет Силу, — наконец проговорил он.
— Кто тебе это сказал? — в голосе Алвара звучало наигранное удивление. — Обретший Святыню, обретет больную голову. Ты же видел.
— До вчерашнего дня я ее не видел, — огрызнулся Миролюб.
— Но откуда-то ты же о ней узнал? — не отставал Алвар. Было видно, что он зол на княжича, и рад выместить свою злость хотя бы словами, раз уж иначе было нельзя.
— У меня свитки, — откликнулся Миролюб.
— На кварском, — встрял Альгидрас, — Которого ты не знаешь.
Миролюб ничего не ответил.
— Княжич, — после молчания подал голос Альгидрас. — Ты пойми, мы сейчас заодно. Хватит тень наводить. Ты не знаешь силы, против которой идешь. Ты обманулся, решив, что узнал достаточно и поторопился со смертью Будимира.
Я запнулась о корень и едва не упала. Альгидрас подхватил меня, на миг прижав к себе. Впрочем, на меня он не смотрел. Его взгляд был прикован к княжичу, который медленно обернулся.
— Как со смертью? — пролепетала я. — Он же живее всех живых! Я же его сегодня живым видела!
Я поняла, что в моем голосе звучит паника, но поделать с этим ничего не могла. Когда-то меня должно было накрыть истерикой.
— Да жив он! — Альгидрас легонько меня встряхнул и крепко обнял.
Я облегченно выдохнула и, отстранившись от Альгидраса, посмотрела на Миролюба. Тот глядел на нас напряженно-выжидательно, но в его облике по-прежнему не было ничего необычного.
— Поясните про Будимира, — попросила я, чувствуя себя безмерно уставшей. Закончатся у них когда-нибудь загадки или нет?
— Как ты узнал? — прищурился Миролюб, обращаясь к Альгидрасу. Алвар за его спиной что-то сказал на кварском.
Альгидрас сперва ответил на кварском Алвару, а потом уже обратился к Миролюбу:
— Златан не мог поклясться здоровьем сына. Он не врал на суде.
— Дальше, — не стал отпираться Миролюб. — Это ты и от меня слышал. Я ей говорил, — кивнул он на меня.
— Значит, Златан чем-то тебе мешал, знал что-то, что не должны были узнать прочие. Горислав сказывал, он пил две седмицы до того. Со слов твоих воинов, Златан не был из тех, кто браге друг. Сложилось все это по времени с пропажей Будимира. Служанки на постоялом дворе в Каменице поведали Алвару, что твоя лодья и лодья Будимира ушли вместе. Но ты вернулся с полпути, а Будимира больше не видели.
— Он мог просто сбежать или правда попасть в плен, — подала голос я, когда Альгидрас сделал паузу, ожидая возражений княжича.
— Мог бы, — согласился он, по-прежнему глядя на Миролюба. — Только вскоре в живых не осталось ни одного из воинов, что были с тобой на той лодье. Одного подрал медведь еще по пути в Свирь. Вряд ли твоя задумка, но вышло на руку. Вторым был Златан, а оставшуюся дюжину ты взял нам в охрану. Не было нужды гнать короткой дорогой, княжич. Но ты выбрал ее.
Я заторможено перевела взгляд с Альгидраса на Миролюба, потом на бледного Алвара, стоявшего позади княжича, потом вновь на Миролюба. Ожидала, что тот что-то скажет, как-то опровергнет эти чудовищные обвинения, но Миролюб молча смотрел на Альгидраса. Я вспомнила дружину Миролюба, такую веселую, шумную, молодую, потом слова Алвара, сказанные княжичу «по твоей вине погибли мои люди» и ответ: «оставить их там было твоим решением». Я хотела сказать что-то осмысленное, но вместо этого просто всхлипнула, зажав рот ладонью и во все глаза глядя на Миролюба. То, что едва не случилось сегодня со мной, отошло на второй план.
Миролюб дернул плечом и, развернувшись, направился в сторону Свири. Алвар был вынужден тоже сдвинуться с места.
— Будимир был мне вместо отца, — после непродолжительного молчания начал Миролюб. — На коня посадил, первый деревянный меч выстругал. Сколько я рос, он всегда за плечом.
— Но тогда почему? — сипло выдавила я и, шедший впереди Альгидрас, встревоженно оглянулся.
— Почему? — Миролюб развернулся так резко, что я вздрогнула, а Альгидрас одним движением задвинул меня себе за спину. — Да не скачи ты оленем, хванец. Не трону я ее. На вопрос отвечу. Сказочку расскажу. Было мне четыре весны. В Каменице ждали воеводу Свири. Готовились. Да от меня воины не отходили. Засыпаю — они тут, просыпаюсь. Снова тут. И все при мечах. Звон с утра до ночи. Да со двора не выйти. А в тот день отец дозволил на рыбалку отправиться. Со мной два воина пошли. До сих пор их помню. Смел и Скор. Братья. Они чаще всего со мной были. Молодые, верно, да мне они все до неба казались. Мы до реки едва дошли, а там Будимир. Я к нему побежал. Обрадовался. Он всегда чуть не до облаков подкидывал. Вот и в тот раз на руки меня подхватил, через плечо закинул да пошел. Смел со Скором сперва за нами шли. Улыбались мне, страшные лица делали. А потом Будимир развернулся так, что я их видеть перестал и Смел спросил: «Что?», а голос у него совсем на него не похож стал. Только я их все одно различал по голосам. А потом булькнуло, как бывает, когда скотине горло режут. Я несмотря на малолетство забой быков видел. Будимир развернулся и дальше пошел. Смел со Скором в траве лежали. Трава высокая. Я только ноги их и видел. Да старика над ними. С седой бородой. Мизинца у него на левой руке не было. Но я все одно отчего-то не испугался. Думал, игра. Испугался уже потом, как руку отсекли, как слова читали, чем-то мазали… Да все под землей.
Голос Миролюба звучал ровно. Только лицо расплывалось перед моими глазами. Альгидрас обхватил мои плечи, и я почувствовала, как он рукавом вытирает мне щеки.
— Тот старец был хваном, который потом к князю пришел? — спросил Альгидрас.
Миролюб пожал плечами.
— Не знаю. Я позже ничего не помню.
— Почему же ты никому не сказал? Почему он был при тебе и дальше? — в ужасе спросила я.
—Думаешь, я не сказал? Да я кричал отцу, что это Будимир меня отнес туда. Кричал про Смела и Скора. Про руку я тогда еще не понимал. Просто больно было, да намотано, я и не видел, что там. Но мне сказали, что я рассудком помутился. И матери сказали. А потом я и сам верить начал. Только нет-нет, да вспоминал тот звук, с которым Смела и Скора…
— Господи, — я прижала ладони к щекам. — Что же у вас тут все так?.. Я не могу больше. Не могу я это слышать, видеть вас всех не могу, — отчаянно всхлипывала я.
— Ш-ш-ш, — Альгидрас обнял меня, что было сил и что-то зашептал на ухо, только я не разбирала слов, а когда начала, оказалось, что он с перепугу говорит на хванском.
