– Я тоже ничего заранее не планировала. – Элисия улыбнулась, может быть, впервые, вспоминая о своей былой наивности. – Неужели ты не заметил, что я никак не предохранялась…
– Я не имел понятия о том, как и что надо предпринимать в таких случаях.
Том по-доброму рассмеялся. Элисия покачала головой.
– Как же мы оба были тогда наивны!…
– Прости меня за это! – Он произнес это загробным тоном, и глаза его были грустными. – Прости, что так по-свински повел себя в отношении тебя. И особенно, что потом все так сложилось для вас с Крисси. Мне очень и очень жаль! Но все еще можно исправить, если ты дашь мне шанс.
Элисия зарумянилась.
– А почему мне надо отказывать тебе в этом?
Широкие плечи Тома взлетели вверх и опустились.
– У тебя есть все основания послать меня подальше. У меня даже не было бы морального права осудить тебя, если бы ты решила раз и навсегда выкинуть меня из своей жизни.
Его признание потрясло Элисию, и вместе с тем она почувствовала облегчение, поняв, что он говорит совершенно искренне. Больше всего на свете она боялась, что Том будет иметь какие-либо притязания в отношении их дочери, но он не касался этой темы, а осуждением своих поступков в прошлом оставлял за Элисией право казнить его или миловать.
– Я признаю твое право. Том, на то, чтобы участвовать в воспитании дочери. И, конечно, не стану в этом препятствовать.
Элисия говорила абсолютно искренне.
Он с облегчением выдохнул, потому что, ожидая ее приговора, инстинктивно задержал дыхание.
– Спасибо. Я очень волновался по этому поводу!…
– Да и я тоже, – призналась Элисия. – Боялась, что ты разозлишься на меня за то, что не известила тебя о своей беременности.
– Да, тебе было бы очень плохо и тяжело, если бы пришлось стать матерью-одиночкой.
– Фред Нэш помог мне сохранить респектабельность, – напомнила она Тому. – Он был хорошим человеком и понравился бы тебе. Когда мы встретились, ему было очень плохо. Он практически умирал, и некому было позаботиться о нем. Мне был нужен муж, а ему уход. Мы смогли помочь друг другу. Он любил Крисси как родную дочь.
Ему стало не по себе оттого, что Элисии пришлось выйти замуж за умирающего человека, которого она не любила, только для того, чтобы дать имя ребенку. Значение общественного мнения в маленьких городах огромно. Том помнил, как тщательно заботилась их бабушка о том, чтобы не поползли сплетни по поводу их с Кейт переезда к ней от отца с матерью. Элисии надо было позаботиться о репутации своего брата и ее бизнесе. Как же ей тогда было тяжело. И при этом она сумела окончить колледж, совмещая учебу с заботой о больном муже и маленьком ребенке. Господи, за что же все это ей досталось?
– Да, ну и жизнь у тебя тогда была. – Он думал, что говорит про себя, но получилось во весь голос.
Она ответила на его вопросительный взгляд.
– Да, по временам было невыносимо тяжело. Но жертвы не были напрасными. Я повзрослела и закалилась.
– То же самое могу сказать и о себе, – признался Том. – Я многому научился. И даже не осознавал этого, пока не поселился здесь. Я из тех, кто созревает и мужает с большим опозданием.
– Я тоже, – заверила его Элисия. – Но зато теперь я ни от кого не завишу. Могу сама позаботиться о себе и Крисси.
Том насторожился: может быть, она в такой форме дает ему понять, что не нуждается в нем?
– Я имею в виду, – сочла нужным пояснить Элисия, когда увидела, как вытянулось его смуглое лицо, – что никогда финансово не буду зависеть ни от одного мужчины и не буду на мели, если он покинет меня или умрет.
– Понятно.
– Не подумай, что я опасаюсь твоей скорой смерти, – заметила Элисия поспешно.
Том скользнул глазами по ее зардевшемуся лицу и громко рассмеялся.
– Я приложу все усилия, чтобы это не случилось слишком быстро.
Элисия застенчиво глянула на его профиль, когда машина затормозила на светофоре. Ей показалось, что все происходящее нереально. После стольких лет одиночества и горьких воспоминаний, связанных с прошлым, она сидит в машине и Том рядом с ней. Когда Элисия работала у него в Нью-Йорке, они часто проводили вместе обеденные часы. При этом обсуждали места, в которых побывали, и людей, с которыми общались. У него всегда находилось время для этих бесед. Вот и сейчас он уделил ей несколько часов, хотя с первого дня слыл в городе одним из самых занятых граждан.
Почувствовав на себе ее внимательный взгляд, Том повернулся к ней. Он спокойно улыбнулся.
– Смотрю на тебя и не могу поверить, что так может выглядеть женщина, у которой большая дочка.
– Спасибо на добром слове, – кивнула Элисия.
– Роды были нормальными?
Элисия отрицательно покачала головой.
– Я не могла рожать натурально. У меня есть один небольшой дефект в сердце. Ничего особенно страшного, но дает знать о себе в стрессовых ситуациях и при больших физических нагрузках. Начинается аритмия. Поэтому пришлось делать кесарево сечение.
– Я был обязан быть тогда рядом. Твой муж, видимо, был не в состоянии?
– Да, он в это время проходил курс химиотерапии и был ужасно слаб. В роддом меня отвез Люк, и все время находился со мной, до благополучного завершения операции. Не знаю, что бы я делала без него!
Том помрачнел и, помолчав, проговорил:
– Ужасно, ты могла умереть!…
– Но этого ведь не произошло.
Элисия снова пристально посмотрела ему в лицо. Том, задержав дыхание, тихо сказал:
– Подумать только, тебе пришлось пережить столько страданий, физической боли и одиночества, только потому, что я оказался дураком и не сказал тебе правды.
– Но я понимаю причины твоей неискренности. – Элисия мягко улыбнулась: она действительно понимала его. – Мужскую гордыню не так-то легко преодолеть. Но если бы ты тогда рассказал мне обо всем, даю тебе слово, я не стала бы смеяться над тобой. Я думаю…
– Что ты думаешь? – задал Том вопрос, не дождавшись конца фразы.
– Я думаю, что нам обоим тогда стало бы легче, – призналась Элисия. – Я нервничала и боялась, потому что в моих глазах ты был мужчиной, через чью постель прошли десятки женщин. А я была такой неподготовленной. Я просто не знала, что нужно делать в подобной ситуации. – Элисия опять вспыхнула и отвела глаза. – Я побоялась сказать правду только по одной причине – не хотелось разочаровать тебя.
Вдали уже появились огни Хьюстона. Том не мог не признаться в том, что им руководили такие же мысли. Он покачал головой.
– Какими же идиотами были мы оба!… Тебе оправданием мог послужить возраст. А мне ничего, кроме болезненного самолюбия. Прости меня!
