– Здорово! А я мимо иду, дай, думаю, дров подкину, а то эти уже почти прогорели. И воды не мешало бы подлить, а то наполовину выкипела. А, Иваныч?
– Привет, – еле выдавил из себя Саня, борясь с возникшим вдруг искушением врезать соседу с плеча.
– Ты чего такой смурной? Али случилось чего? – прищурился Серега, подливая из принесенного с собой ведра в стоявшую на огне кукурузу холодную воду.
– Нормально все, – буркнул в ответ Твердов и присел поодаль на соседнюю скамейку. – А чего тебя не видать весь день?
– Да я дрых без задних ног. Вчера так нарезался, что не помню, что и как. Иваныч, может, дашь рупь на опохмел?
Твердов поднял глаза и с ненавистью посмотрел на копошащегося у печки Серёгу. Тщедушный, одетый в грязную одежду человечишка с козлиной бородой, похожей на паклю. Стоит себе и спокойненько напевает под нос какой-то веселенький мотивчик. И не поверишь, что вот это чмо систематически зверски избивает свою жену и тиранит детей. Вот этими женоподобными руками он вчера бил женщину. Что вот этими тощими ноженками он топтал ту, которая его любила и все прощала. От негодования «председатель» заскрипел зубами и сжал правую кисть в кулак.
– А чего ты, Иваныч, зубами-то поскрипываешь? Чего кулаки сжимаешь? Не нравится, что на огонек заглянул? Так это и мой двор тоже. И, вообще, напомню тебе, что я тут живу. Это вы у меня в гостях, – абсолютно спокойным голосом сказал Серега, поддевая щепкой кукурузину и выбрасывая ее из ведра.
– Мне все равно: ходи, где хочешь.
– Тогда чего злишься? – Серега присел на корточки и, подув на упавшую в траву кукурузу, попробовал ее пальцем, – не, еще не сварилась. Пускай минут пять еще покипит, – и бросил ее назад в ведро.
– Пускай покипит, – равнодушно согласился Твердов, не сводя взгляда с Серегиной нижней челюсти. Желание засветить по ней кулаком усиливалось.
– Сань, да приди уже в себя. Хва, бычиться-то! Ведь это ты с моей женой переспал, а не я с твоей. Это я должен тут сцены ревности закатывать. А я, вишь, вполне себе даже спокоен и даже помогаю тебе кукурузу варить.
– А чего же ты тогда на жене отыгрываешься? Зачем ее дубасишь? Почему мне ничего не предъявляешь?
– А тебе чего предъявлять? – Серега выпрямился и посмотрел Твердову в глаза. В его взгляде на мгновенье сверкнули лютая ненависть и ревность. Но тут же пропали, сменившись показным равнодушием. – Во-первых, ты парень здоровый, сильный, умеешь хорошо драться. Говорят, в ВДВ служил. То есть мне с тобой никак не совладать при всем желании. А, во-вторых, самое главное: сучка не захочет, кобель не вскочит. Я же реально оцениваю данные своей похотливой женушки. Если бы она тебя тогда не уволокла, то ничего бы и не было про меж вас. Не такая уж она красавица писанная, чтоб тебе за ней волочиться. Так что, дашь рупь? Тут рядом Нюрка Кривая живет. Самогон у нее, конечно, не очень, но градус держит. Давай врежем? Тебе тоже не повредит.
Твердов молча порылся в карманах джинсов, там, где-то завалялась сдача от покупки жилетки. Нашел металлический рубль с Лениным и протянул Сереге.
– О, живем! – потёр руки сосед. – А может, сразу две возьмем? У нее сэм, правда, из краденой в колхозе патоки, воняет жутко, но дешевле и ближе сейчас нигде в нашей деревне не взять.
«Председатель» еще раз пошарил в карманах и всунул в руку повеселевшего Сереги сложенную в четыре раза бумажку.
– Ого! – Анисимов развернул купюру и рассмотрел ее в холодном лунном свете. – Да тут целая «трешка»! Давай, я три пузыря за раз возьму! А рупь железный возьми назад, дабы избежать соблазна лишнего прикупить, – сосед вернул Твердову монету с лысым вождем и быстро исчез в темноте.
Через двадцать минут Твердов уже пил с железной эмалированной кружки теплую пахучую жидкость, отдающую сивухой. А Серега сидел рядом на корточках, держа в руках наполненную прозрачной жидкостью поллитровую бутылку без этикетки и восторженно смотрел на Александра.
– Эх, молоток! – с восхищением крякнул Серега и налил себе на палец в возвращённую Твердовым кружку.
– Фу-у, какая редкостная гадость, – выдохнул Александр, когда обрел способность разговаривать. – Как ты ее пьешь? – утер он тылом кисти выступившие на глазах слезы.
– Теперь ты меня понимаешь? – выдохнув, ответил Серега, ставя пустую кружку на землю. – В каких условиях мне приходится выживать? Давай закусывай! – он залез рукой в стоявшее неподалеку от печки дымящееся ведро и, вынув из него кукурузину, протянул ее «Председателю».
– Подай соль, – все еще морщился Твердов, сдерживая желание выплеснуть выпитую дрянь из желудка наружу.
Серега пошарил рукой под лавкой и вытащил прикрытую полиэтиленовой крышкой литровую стеклянную банку, на четверть заполненную крупной солью. Открыл и подал ее Александру.
– Надо девчонок позвать, пока они не уснули, – посыпая солью не успевшую остыть царицу полей, сказал Твердов.
– Еще накатим, потом позовешь, – встрепенулся Серега и потянулся к бутылке.
– Нет, я пас! Пей один.
– Как пас? У нас еще почти две с половиной бутылки?!
– Вот и пей, а я больше эту гадость хлебать не стану.
– Саня, мне же много одному будет? Опять нажрусь в дрова.
– А ты все не выжирай, оставь на потом. Завтра же опять болеть будешь.
– Буду, – согласно кинул Серега.
– Вот и оставь себе пару пузырей. Этот уже, раз начали, добей, а две оставшиеся бутылки про запас убери.
– Не, так не выйдет, я слабовольный, – вздохнул Серега, – опрокидывая в себя очередную порцию самогона.
Но Твердов его уже не слушал, он шел в сторону женского общежития. Где-то совсем неподалеку гремела бодрящая музыка, слышались пьяные вопли и задорный девичий смех. Над головой светила желтая луна, дул освежающий ветерок. Над ухом жужжали голодные комары. Александр прихлопнул на шее несколько самых наглых и почувствовал, как на пальцах остались капельки крови. Внутри, под ложечкой, приятно зажгло, потянуло в сон. «Начало всасываться», – подумал он и постучал в девичью дверь.
– Саня, может, ты нам сюда кукурузу принесешь? – надула губки бантиком Ксюша Павлова, симпатичная русоволосая девушка, поступившая в институт сразу после школы и строившая из себя недотрогу.
– Да, товарищ командир, если не затруднит, принесите кукурузу прямо к нам в опочивальню, – попросила Ира Храпова, некрасивая девушка в синеватых прыщах.
Она так густо замазывала их белилами, что казалось, если взять нож и соскрести все, то можно добыть наверное килограмм косметики. Ира лежала на кровати в красном спортивном костюме и читала толстую книгу в синей обложке. До поступления в институт она год работала лаборанткой на кафедре госпитальной терапии, оттого считала себя знатоком вузовской жизни и на остальных ребят посматривала свысока. Правда, расстраивалась, что из-за этих ужасных прыщей не пользовалась должным вниманием у противоположного пола.
