– Ой, Сашенька! – всплеснула руками Ольга. – А у меня руки грязные, не могу тебя обнять. Вот чушкам помои понесла. Не успела вечером покормить. Поди, голодные там сидят у себя в сарайке.
– А не нужно меня обнимать. У тебя, кажется, муж имеется. Вот его и обнимай. Кстати, а где он?
– Дома, я его домой отвела. Чего он один в сарае будет лежать. Он после макового отвара смирный стал. Спит. Еле его добудилась, чтоб отвести.
– Спит, значит? Еще, наверное, и развязала?
– Конечно, развязала. Как я детям-то объясню, что папка связанный лежит?
– А дети не видят, что у вас дома творится? Старшие все уже понимают. Да и средние ребята смышлёные у тебя не по годам.
– Ну да, понимают. Но все же лучше, чтоб дома лежал. Так спокойней. Тем более ребяток старших в школу буду собирать. Уже в понедельник первое сентября. Там одежонку надо кое-какую подправить – работы на всю ночь. Поэтому не набегаешься в сарай его проведывать.
– И не боишься, что ночью оклемается да снова за топор возьмется?
– Не, – улыбнулась щербатым ртом Ольга, – не боюсь. После этой настойки сутки, а то и больше проспит. Сашенька, ты не поможешь мне ведро до чушек донести? А то руки сильно болят.
«Председатель» недовольно хмыкнул, но подхватил с земли пахучее ведро и кивнул: мол, веди уж.
Свинарник представлял из себя сколоченный из бруса низенький домик под плоской, крытой старой толью крышей, с малюсенькими окошечками, застекленными грязными, растрескавшимися стеклами и небольшой дверью, открывающейся внутрь.
– Это чтоб зимой удобно было открывать. Снег, когда выпадет, то не открыть наружу, – объяснила шедшая сзади Ольга и, заметившая, как Твердов изучает обитую войлоком дверь.
Девушка нажала на кнопку выключателя, и в окошечке забрезжил неяркий свет сороковатной лампочки. Сразу же в глубине сарая послышалось оживление и громкое хрюканье. Ольга протиснулась сквозь узкую дверь и исчезла за ней.
– Ой, вы мои хорошие, ой вы мои голодные, – послышался ее ласковый голос, и хрюканье сразу усилилось. – Соскучились по мамочке? Ой, вы мои золотые. Сейчас мамочка вас покормит, сейчас мои милые. Проша, не наседай. Васька, а ты куда прешь? Сашенька, подай ведро, пожалуйста.
Твердов нагнулся и протиснулся в узкий проем. Внутри было темновато, в нос шибанул едкий запах. Зажмурив глаза и зажав рукой нос, он быстро поставил ведро возле деревянного корыта, которое успел разглядеть и тут же отшатнулся назад.
– Сашенька, ты меня подожди, не уходи. Я скоренько, – затараторила Ольга. – Тут запах, конечно, тяжелый. Но мы после пойдем дальше, и я тебе курочек покажу, и коровку нашу, а там почти не пахнет.
Но Александр уже не слышал ее, и, набрав скорость, почти бежал к своему двору. Еще не хватало заниматься очередным прелюбодеянием в свинарнике или курятнике. Какая живучая баба.
А тем временем веселье у ребят продолжалось. Часть кукурузы уже сварилась, и ушлый Пакет, подбросив в печь дров, поставил новую партию. Шум, гомон, разговоры, несмолкаемый смех. Вот что значит молодость: и не скажешь, что еще несколько часов назад они корячились на картофельном поле. Галя сидела в окружении девочек и что-то бурно обсуждала. До нее сейчас явно не добраться. Твердов подкатил к печи нерасколотый чурбак и, поставив его на попа, сел сверху.
– О-о, Александр, – пьяно протянул Максим Сергеевич, подкручивая колки на гитарном грифе, – а мы тебя потеряли.
– Я тут. На месте, – пожал плечами Твердов, раздумывая, как бы выманить из толпы Галю.
– Ну, раз на месте, тогда надо решить еще один вопрос.
– Да, Твердов, – повернулась к нему лицом Вика Глазова, сидевшая недалеко от преподов, – надо что-то делать с баней. Мы, девочки, не можем все время мыться под этими дурацкими умывальниками. Возможно, вас, парней, такая ситуация и устраивает, а нас точно нет. Правда, девочки?
– Да, сколько можно плескаться под этими рукомойниками. Ты командир отряда или кто? – понеслись со всех сторон недовольные девичьи голоса. – Сделай уже что-нибудь! Сходи к председателю колхоза. Пускай нам выделит банный день. А лучше два. Да, два раза в неделю!
– А каждый день не хотите?! – огрызнулся Твердов. Шум усилился, женская половина отряда заметно разволновалась.
– Саня, сходи завтра к Савину, – подмигнул ему Виктор Сергеевич, – сколько – выделит все ваше.
– Ладно, – кивнул Александр, – схожу. – Только вы здесь зачем? – с негодованием подумал он о веселящихся у огонька преподах.
Новый день ознаменовался заметным похолоданием. Настроение у многих бойцов заметно убавилось. Внезапно почувствовалось приближение осени. К тому же на некоторых деревьях появились первые желтые пряди, а еще вчера сочная и зеленая трава выглядела немного увядающей. Но на небе по-прежнему светило солнце. И куцые облака, что пытались закрыть собой ночной небосклон, к утру трусливо разбежались. День обещался быть жарким.
Подъем флага, плескание нагретой водой под перестуки сосков умывальников прошло привычно и неспешно. Жизнь первокурсников в колхозе вошла в своё привычное русло. Во время завтрака Твердов дипломатично избежал нежелательных разговоров с поварихами Ольгой и Мариной. А наскоро позавтракав, выбежал на улицу, увидав в окно так кстати заехавшему проведать их председателю Савину и парторгу Ендовицкому.
Разговор вышел коротким, но деловым. Савин обещал выделить два дня в неделю: субботу и среду.
– Дам команду, чтоб к 17–00 вас ждали в колхозной бане, – по-военному четко озвучил свое решение председатель и, вскочив в «Уазик», умчался в поля.
– Что-то я давненько к вам не заглядывал, – прищурился парторг, разглядывая загорелую физиономию Александра. – Как с подъемом флага?
– Все, как договаривались, – растянул обветрившиеся губы в улыбке командир отряда, – утром поднимаем, ставлю задачу на день. Вечером – спуск и подводим итоги.
– Ну, ну, забегу проверю, – пообещал Юрий Ильич и, поправив галстук на новой рубашке, неспешно сел в свое авто и поехал в сторону правления.
Весть о долгожданной бане произвела настоящий фурор. Больше всех радовались девушки: все же им тяжко приходилось без полноценных водных процедур. Совсем не радовались лишь Гоша Максимов и Петя Виндяпин, с минуту на минуту за ними должна была прибыть санитарная машина, что доставит их назад в опостылевшую Гавриловку.
Пятницу и субботу отработали по-стахановски. За два дня собрали восемнадцать машин картофеля. Проверяющий бригадир остался весьма доволен: ни разу не пришлось возвращать бойцов на исходную. Ребята, а больше всех девчата, жили ожиданием встречи с водными процедурами. Наконец наступила долгожданная суббота.
Рабочий день в субботу завершили на час раньше. Михалыч добросил бойцов до их расположения. В течение десяти минут, собрав на скорую руку банно-прачечные причиндалы, первокурсники двинули в сторону храма чистоты и блаженства.
