Когда зашел внутрь, включил свет. Скинул пальто и протянул его Соне. Да уж, сюда явно не заглядывали давным-давно — слой пыли говорил за себя сам. Я закатал рукава свитера и отправился на поиски сокровища.
Отыскать было нелегко, но тот, кто ищет, ведь всегда найдет?
Достал из ряда картин нужную, отвернул ее от Сони и наконец взглянул на девчонку — та, кажется, уже извелась, нервно перебирала пальцами.
— Если ты в самом деле следила за моим творчеством, то должна помнить серию пейзажей: сумерек просини, непроглядная ночь… помнишь? — с надеждой в голосе спросил я.
— Конечно, помню. Еще был лучезарный день.
Невольно выдохнул после ответа. Все шло именно так, как я рассчитывал. Идеально.
— Сон мой, — я прозвучал слишком громко и чувственно, желал скорее коснуться ее, но все оттягивал, пора было заканчивать. — Та серия началась с картины, которую я не выставлял.
Я оголил перед голубкой себя целиком и полностью — повернул изображение с легкими штрихами светлой акварели. Мотивом, честно, напоминало Моне с его восходящим солнцем, хоть я никогда и не причислял себя к импрессионистам.
Красивая глядела на картину, поймав намек, но не в силах его разгадать.
— Серия начиналась с сонного рассвета. Ничего не напоминает?
Секунда, две. Я уловил момент осознания, запечатлел в памяти навек. Когда ее лицо озарилось искренним счастьем, задрожали ресница, забегали глаза.
— Это…
— Да.
Да, это был тот самый вид из того самого номера, где мы провели первую ночь. Она узнала, я сделал правильную ставку — не могла не узнать.
— Может, я не влюбился в тебя с первого взгляда, — сказал, все еще впиваясь пальцами в рамку, которую не трогал много лет, — но ты никогда не была «одной из».
Соня дрогнула. Ее губы раскрылись. Спустя бесконечно долгое мгновение наконец подняла глаза — и большего сказать нельзя было. Я отложил в сторону картину и бросился к ней.
С каждым разом ее поцелуи становились слаще. Так будет всегда? Я очень надеялся. Какая подсобка, какие пыльные картины — сейчас нас было лишь двое, и мы взмывали в небеса.
Я целовал голубку неистово, вгрызался в губы, забывая про кислород. Только бы не терять контакт, только бы не расставаться ни на секунду.
Руки сами распустили ее волосы из тугой прически, скользнули ниже, вжались в талию, привлекая к себе. Боже, как я забывался.
Здесь было не время и не место, но что делать, если терпение на исходе. У нас обоих.
— Поедем отсюда? — спросил я. — Куда угодно.
Соня звонко рассмеялась и, дразня, облизала губы.
— Можем и куда угодно, но лучше ко мне.
Идеальное сочетание звуков и букв.
Глава 26 Космос
По лестнице мы поднимались долго. Намного дольше, чем если бы даже смертельно усталые плелись домой. Все потому, что целовались по углам, как школьники. Я упивался ею — терпким сладким вином, которое било наотмашь в голову с первого глотка.
И вот казалось бы — сделай шагов двадцать, закрой за собой дверь и занимайся, чем душе угодно, но нет. Так было неинтересно. А на лестничных пролетах, где сновали люди с пакетами, где побелкой пачкались стены и пахло после уборки хлоркой, именно здесь было особенно хорошо.
Руки тянулись к Соне, руки дрожали, обнимая заветную. Мой остров сокровищ, моя голубка. Я отгородился от мира, кусая нежную кожу на шее, слушая ее мурлыканье. Точно похожи с Клео.
Не успел ухватить, девчонка убежала вперед, но замерла на верхней ступени.
— Здравствуйте, Лариса Петровна.
Поправила одежду, глянула на меня каким-то ошалелым взглядом. Я подошел сзади, обнял за талию, сдержанно кивнул женщине в годах.
— Здравствуй-здравствуй. А Митьку-то куда дела? В утиль сдала?
Соня засуетилась, поспешила достать ключи, открыла нижний замок.
— Да и правильно, я сразу тебе говорила, ненадежный он! Здоровый, как шкаф, а такие надежными не бывают. То ли этот…
— Лариса Петровна!
Я услышал предупреждение в голосе голубки и еле сдержал смех.
— Что Лариса Петровна? Шестьдесят восемь лет уже Лариса Петровна! Слушай меня, говорю. Сестричка твоя как? И мамка? Жива-то еще?
Соня открыла дверь и быстро проскочила внутрь, бросив назойливой соседке что-то вроде «угу». Выдохнула лишь за порогом, уперлась лбом в грудь.
— Сколько живу здесь, столько она меня пугает. Кажется, она за мной следит, — прошептала прямо в пальто.
Я погладил мягкие волосы и поцеловал висок.
— У тебя есть сестра?
Что-то смутно припоминал, но она совсем не рассказывала о ней, позабыл.
— Влад, мы не общаемся с Митей, ты не подумай, эта женщина…
— Сон мой, — обнял крепче, потому что мне не нравились тревожные ноты в ее голосе.
Мы мало говорили об этом, общими фразами, но я угадал, что увалень отвалился, чему был несказанно рад. О том, что не помолвлен, но по-прежнему работаю с Инной, тоже упоминал между строк.
— Эй, — заставил Соню посмотреть на меня.
Та прикусила губу, сорвав все стопоры. Я наконец понял, что мы были уже в квартире, что между нами не осталось преград, кроме одежды, а Соня знала, что дорога мне — пусть и не догадывалась насколько.
Я прижал голубку к стене, столкнулся губами с ее ртом. Стало жарко, как в аду, скинул пальто, стянул с нее верхнюю одежду.
Соня льнула, прогибалась под меня, но не отдавала всю власть, и это чертовски заводило, распаляло. Я бы повалил ее прямо здесь на пол, никакой кровати не нужно было. Твою ж! Больше не мог терпеть. Расстегнул и снял с нее пиджак, нащупал молнию на платье.
— Подожди, подожди, — задыхаясь, между поцелуями произнесла она и выскользнула из объятий.
А мне казалось, я цепко ее держал, почти мертвой хваткой. И как ей удавалось все время от меня сбегать?
Она сбросила форму на паркет и открыла ванную комнату.
— Дай мне пять минут. Десять часов полета — это испытание.
Плавным движением наклонилась, подняла одежду и метким броском закинула в корзину для белья. Подмигнула, зараза. А я чуть не захлебнулся, пялясь на ее подкачанную задницу, спину, лопатки… твою ж!
Дышать было тяжело, как и мыслить. Шагнул вглубь квартиры, но тотчас вернулся и взял теплые вещи. Подошел к входной двери, чтобы повесить, но понял, что видел гардероб в конце прихожей. Заблудился в трех метрах. Соня в голову ударила.
— Влад! — позвала, перекрикивая шум льющейся воды. — Только завтра мне нужно будет уехать днем по делам. Семейным.
