Сорвалась к машине, так быстро, насколько могла. А когда мне оставалось всего пару метров, со стороны пассажирской двери вдруг появился Дима. Я так и встала как вкованная. Смотрела на него и глазам не верила. А он улыбнулся.
Следом за ним вышел Алан. Стянул с переносицы очки, и кивнул мне сдержанно.
— Привет, поговорите. У вас полчаса.
Дима подошел ко мне. В его глазах плескалась радость.
— Привет дорогая, — мужчина окинул меня теплым взглядом. — А ты все цветешь…
— Дим, как ты здесь? Что-то случилось?
Он кивнул. Приобнял меня за талию, направляясь к дому.
— Идем, милая. Есть то, что ты должна знать. Но Заур будет злиться, когда узнает, что тебе рассказали об этом.
* * *
Мы вошли в дом. Я тут же отправилась в кухню, ставить чайник и доставать все, что у меня есть из сладкого. То и дело открывала шкафы и закрывала — память как отшибло. Смотрела на полки невидящим взглядом.
— Сами, — он поймал меня за руку.
— Все в порядке, просто сядем в гостиной. Я не голоден.
Я кивнула. Это было так странно — видеть его здесь. Я уже давно рассталась с той мыслью, что мы когда-то встретимся. Казалось, Заур на пушечный выстрел не подпустит ко мне Диму. А приехал Алан и Шестаков.
Я боялась услышать то, с чем он пришел. Еще не знала, но уже чувствовала жуткую тревогу в груди. Воронка снова появилась, и мне хотелось чем-то ее заткнуть, забить, чтобы не больно. Чтобы не чувствовать снова все то, что терзало меня в первые дни после случившегося с нами.
— Эй, — Дима усадил меня. Присел рядом и взял за руку. — Все нормально, слышишь? Просто не нервничай.
Я кивнула. Посмотрела на него внимательно. Изменился то как! Прическа новая — отрастил волосы и сейчас белокурые локоны мягким воздушным пушком лежали на ушах. А ему так идет, моложе стал. Опустила взгляд на его руку. Нет гипса, чувствует себя вполне хорошо.
— Как ты? — его глаза не отпускали мой округлившийся животик. Я пожала плечами, убирая распущенные волосы назад.
— Все хорошо, активный малыш.
Димка засмеялся. Отвернулся на пару секунд, а когда вернул ко мне взгляд, на лице парня не было и тени улыбки.
— Я так виноват перед тобой, Сами…
Внутри все замерло. Я сидела и смотрела на него во все глаза. Ждала его слов.
— Когда мы встретились с тобой, когда я свел тебя со следователем, я и сам во все это верил, понимаешь?
По спине пробежал холодок.
— Нет. Не понимаю…
— Нас обманули. Тот майор, — Димка скривился, закрывая ладонью рот. Словно пытался подбирать слова. А мне закричать на него захотелось. Почему он так тянет? Мучить меня решил?!
— Этот следователь работал на Влада Закромского. Он ужасный человек, Сами.
Когда Димка произнес эту фамилию, у меня задрожало все. Еще даже представить не успела, что могло произойти, но понимала, в какую яму я толкнула Заура своими же руками…
— Это он убил моего отца, Закромский. Заур отпустил папу, а он убил, понимаешь? Для того, чтобы иметь на меня давление, чтобы заставить поговорить с тобой. Закромский знал, что у Заура есть единственное слабое место, и это ты, Сами. И он ударил по нему так четко, — с губ Димки сорвался нервный смешок.
Тогда я озвучила самую жуткую, но близкую к правде версию.
— Он напал на его склад, да?
Дима поднял ко мне глаза, кивнул.
Сглотнула. Горло вдруг пересохло. Я боялась следующего ответа, но моя душа кричала… и я должна была знать.
— Много? Жертв, — сипло, шепотом.
Димка поджал губы. Кивнул.
Прикрыла глаза, чувствуя, как внутри поднимается буря.
— Но это не твой грех, Сами. Мой. Только я, слышишь? Я верил тому следаку, я верил, что это Заур…
А у меня перед глазами Зу… И тот день, когда я увидела в его дворе Шестакова старшего. Я просила его бросить все, просила не трогать людей… Он не обещал, но сделал.
— Не плачь, Сами, — Димка присел рядом, обнял меня. — Заур помог мне, несмотря на то, что до сих пор люто ненавидит. Он убрал Закромского, я уж не знаю как — посадил или устранил. Уже боюсь, что-либо говорить, но моя мать была у него… Она была жива, хоть и чувствовала себя очень плохо. Главное, что ее спасли, Сами. И она со мной. И ты должна знать, что сделал это Заур.
Я кивнула, обнимая себя за плечи. То, что рассказал мне Дима, перевернуло мой мир с ног на голову. И эта воронка в груди, она растянулась до невероятных размеров. Я знала, когда он уйдет, я не найду себе места.
— Не вини себя, слышишь? Тут полностью моя вина. Ты поступила так, как поступила бы любая женщина. Ты оберегала своего ребенка от убийств и крови. Это я надавил, я не выпускал тебя из той больницы, пока ты не сдалась. Маленькая испуганная девочка, с рвущими за край гормонами и постоянными страхами.
Он обнимает меня прижимает меня к груди, а я срываюсь на плачь. У меня нет мыслей, есть только боль, которую я и выплескиваю сейчас. И он рядом. Он держит меня в объятиях до тех пор, пока в дверь не начинает тарабанить Алан.
— Эй, Шестаков, время!
Димка нехотя отстраняется. Вытирает пальцами мои слезы с глаз. Обхватывает мое лицо и всматривается в глаза.
— Я люблю тебя, Сами. И я хочу, чтобы ты была счастлива, детка, слышишь? Просто живи и не думай не о чем плохом. Я оказался пешкой в руках изворотливого ублюдка. Но не ты. Ты доверяла мне, а я подвел, — кривится.
— Нет. Не вини себя, Дим. Ты был убит горем смерти отца и пропажей матери. Заур поступил с тобой жестоко, и ты верил следователю…
Дима кивает.
— Как Заур разрешил тебе увидеться со мной?
Он хмурится.
— Он и не знает, и пусть так будет дальше. — хохотнул. — Девушка Алана заболела… И я был ее лечащим врачом. Недавно мы встретились в коридоре, и я попросил его об услуге. В общем он был мне благодарен и сделал это. Но с условием, что ты ничего не скажешь Зауру.
Мы выходим на улицу. У ступенек крыльца Алан. Хмурый как самая черная туча. Замечаю в его руках белый конверт.
— Держи. — он протягивает его мне. — Тут банковская карта и письмо. Зу просил передать, когда родится мелкий. Но я думаю, все это понадобиться тебе здесь.
Он отдает его мне и направляется к воротам. А я опускаю глаза на конверт, и понимаю, что должна это сделать прямо сейчас. Раскрыть его и посмотреть, что там!
Сердце так сильно грохочет, что я чувствую его биение в висках. Мои пальцы дрожат, и у меня не сразу получается открыть его. Из него выпадает карта и сложенный вдвое листок.
Раскрываю его и пробегаюсь глазами по такому красивому, идеальному подчерку. В глазах собираются слезы. Я думаю о том, что так я хоть нанемного ближе к нему. Касаюсь пальцами бумаги, представляя как касался ее он.
