— Сестра? — переспросил Нэд. — С чего ты взял?
Волколак пояснил:
— Запах. Пока она была человеком — ничего особенного. Казалось, будто где-то уже её чуял, но не мог понять — когда и где. Знакомое что-то. Ну… у людей так бывает, когда, вроде, узнаешь кого-то, а вспомнить, откуда с ним знаком, не можешь. А нынче Лесана пришла… опять этот запах, только резче, сильнее. Но она ведь помылась, переоделась перед дорогой. Я нюхал, нюхал… не могу понять, а она, возьми, да и скажи, дескать, дурочка одна волчицей оборотилась, ну я и дошел…
— Глава, а ведь Фебр девку в волчьем логове подобрал, — сказал Донатос. — И аккурат после этого волки начали в стаи сбиваться, людей рвать.
Оборотень кивнул, подтверждая правоту слов колдуна:
— У Серого всю стаю вырезали. Он рассказывал. Говорил ещё — сестра была, но у Охотников сгибла.
Клесх помолчал и спросил:
— Отчего ты решил, будто за девку ваш вожак в силки пойдет?
Лют усмехнулся:
— Он её любит. Для волка семья и Стая — суть жизни. А они к тому же единоутробные. Он оттого так и переярился, что самого дорогого лишили.
— Глупо, — ответил на это Глава. — С чего он взял, что она убита? Обережники её с собой увезли, да, но ведь они знать не знали, что девка не человечьего племени. Убивать не собирались.
В ответ волколак пожал плечами:
— Он говорил, мол, сестра была скаженная — дура безобидная, которой Хранители малый срок отмеряли.
— Скаженная? — подал голос Нэд.
— Ей Каженник жилу затворил! — отозвалась стоящая рядом с Ихтором и всё это время молчавшая Огняна. — Я же вам сразу сказала. Не могла он волком перекинуться. Оттого и умирала. И умерла бы.
Девушка говорила убеждённо и напористо:
— Уж не знаю, как вам удалось её в зверя обратить. Столько дней ничего не получалось. А сама бы она не сумела. Жила-то, по которой Дар струится, у неё перекрыта была.
Клесх посмотрел на Огняну испытующе:
— А ты откуда такая умная? Откуда про Каженника, про жилу знаешь? А?
Ходящая растерялась:
— Так видно ж… вон, как её распирало. Дар закрытый выхода искал, а выхода нет. Оттого она и маялась. Что я, скаженных что ли не видела?
Смотритель Крепости обвел тяжелым взглядом всю честную братию и сказал:
— Донатос, иди вниз. Волчице надо дать крови. Успокоится, будем думать, как в человека обратить. Лесана, ты ведь дуре жилу отворяла? — Он дождался, покуда выученица кивнет, и сказал: — Без ума дело сделано. В другой раз, прежде чем лезть, куда не знаешь, хоть тех, кто умнее, спроси. А ежели бы отбиться не смогла? А ежели бы она в окно выскочила или на креффа кинулась? Ты о чем думала?
Лесана виновато потупилась:
— Я ведь не знала, что она оборотень. Её ж всю столько раз щупали…
Наставник в ответ покачал головой:
— Вот оттого, что мы тут ничего не знаем, у нас Ходящие по Цитадели расхаживают туда-сюда, как по лесу. Ладно. Забирай Люта и езжайте. Обоз вас уже заждался, ни к чему людей будоражить. Лют, добавить есть что? Если нет, Мира в пути, к зеленнику жду обратно. И, как я понял, кто такой Каженник — ты знаешь?
Оборотень кинул.
— Значит, о чем в дороге поговорить со своими спутниками, уже понял, — Глава обернулся к креффу целителей: — Ихтор и ты, рыжая, тут останьтесь. С вами разговор особый. Всё. Расходитесь.
— Мира в дому, — сказала Лесана, выводя Люта из покоя и с удивлением глядя на незнакомую ей рыжеволосую девушку. Кто ещё такая?
37
Когда все, кроме Нэда, который удобно устроился возле очага, удалились, Клесх посмотрел на Огняну. Та примостилась на краешке лавки, словно наказанная, смотрела янтарными глазищами и молчала. Однако было видно — не боится, скорее, печалится. Чему? Ихтор не глядел в её сторону, отсел, как отрекся.
— Так кто такой Каженник? — спросил Глава.
Девушка грустно улыбнулась:
— Злой дух из навьего царства. Является, когда захочет. Если встретит в чаще — не убежишь, не спасешься. Хоть из шкуры выпрыгни. Подойдет, коснётся — лишит ума и памяти, в сердце злобу вложит.
— Светла была спокойной… — заметил Клесх. — Никого не трогала, лопотала, всех пыталась приласкать…
Девушка пожала плечами:
— Она не могла обратиться. Это значит, её коснулись в детстве, когда в ней ещё зверь на лапы не встал. Она и рассудком помутилась оттого, что человеком осталась. Суть её вырвали.
— А теперь что же изменилось?
Девушка опять пожала плечами:
— Ей уж давно пора перекинуться. Луна, вон, в силу входит…
— Так она и прежде входила. Что-то ты, красавица, не договариваешь…
Огняна вздохнула:
— Да неужто непонятно? Женское в ней пробудилось. Зверь запертый на волю попросился. Влюбилась она. Вот и все.
Мужчины переглянулись.
— Влюбилась? — Глава не смог сдержать беззвучного хохота: — Хранители, что ж все через задницу-то у нас тут…
Нэд крякнул и спросил:
— Донатосу-то скажем?
Клесх против воли рассмеялся ещё пуще, уткнулся лицом в ладони и только плечи подрагивали.
Огняна переводила изумленный взгляд с Главы на Нэда, с Нэда на хмурого Ихтора, лицо которого было застывшим и безучастным.
— Ладно, красавица, — успокоившись, сказал повеселевший смотритель Крепости, — говори теперь, как тут очутилась?
Но вместо Огняны слово взял целитель. Рассказал, а потом спросил глухо:
— Что делать прикажешь, Глава?
Клесх развел руками:
— А что ту сделаешь? Выдели ей какой-нибудь покой из пустующих в людской, сходи к Нурлисе, одёжи попроси на смену. Да пристрой куда. Вон, у Койры шерсти — прясть, не перепрясть.
Крефф растерялся:
— А наузы?
— Наузы? — Клесх удивился. — Зачем ей наузы? Она, почитай, год здесь живет. Никого не покалечила. Даже тебя. Только не болтай никому, что Ходящая.
Последнее относилось уже к Огняне. Та кивнула.
— А скажи-ка, красавица. Обратно-то теперь Светлу в человека как обратить?
Девушка покачала головой:
— Научить только. Да здесь некому. — И поспешно добавила: — Я не смогу. Меня она разорвет тут же. Здесь нужен не просто зверь, а сильный да ещё и Осенённый. А коли его нет, можно лишь ждать — либо она сама с естеством совладает, либо так волчицей и останется. Но, ежели до следующей луны не перекинется, человеком уже не будет.
Глава мрачно кивнул.
