По голосу судя, он был возбужден и сожалел, что не может наблюдать схватку.
Тот же миг, словно в подтверждение его слов, завизжала пронзительно и тонко ехавшая в головной телеге Белава. Два кота запрыгнули на подводу, а ратоборец, который отбивался от шипящего, наскакивающего на него зверя, не смог им воспрепятствовать.
Обережница перемахнула через бортик возка. На неё из сосняка стрелой вылетел таящийся до этого мгновения хищник. Лесана шарахнулась в сторону, одновременно разворачиваясь и опуская клинок. Кошка взвизгнула и покаталась окровавленным клубком под телегу.
Краем глаза девушка увидела, как оборотни сорвали с обоза Белаву.
— Кресень! Девка! — кричала Лесана. — Девку унесли!
Увы, Кресеню, который оказался пеш, было не до девки. Здоровенный пятнистый кот наседал на ратоборца, щерясь и ударяя лапой, с которой осыпались на землю мерцающие зелёные искры. Силён!
Лесана снова грязно выругалась и понеслась в чащу — туда, куда рыси уволокли Белаву. Обережница ломилась через густой ельник, свободной рукой защищая глаза от упругих ветвей. Те хлестали по лицу и плечам, цеплялись за одежду, мешали бежать, не давали смотреть.
А в голове билось: «Уйдут, уйдут, уйдут!»
Девушка слышала удаляющиеся крики за спиной, хрип и ржание лошадей, напуганных запахами крови и зверя.
— Стой! — рявкнули сзади и схватили за плечо. — Снимай!
И Лют сунулся под руки:
— Снимай, говорю!
Перебрёхиваться времени не было, поэтому Лесана сдернула с него ошейник, и оборотень перекинулся, тут же взвыв от резанувшего глаза света.
Обережница отмахнула от подола длинный лоскут, спешно обмотала им здоровую башку волколака, снова вздела науз. Оборотень кинулся в чащу — только поспевай! Хоть со следа теперь не собьются.
Сердце глухо колотилось о ребра. Ковёр прошлогодней травы и листьев пружинил под ногами. И от виска к виску стучали обрывки бессвязных мыслей: «Девочка. Красавица. Глаза, как голубика!»
Ничего более связного на ум Лесане не приходило.
На Белаву преследователи вылетели внезапно для самих себя — она валялась без чувств на дне старого лога, где ещё лежали узкие грязно-белые полоски снега. Девушка была в земле и прелой листве, коса растрёпана, а рубаха залита кровью…
Две рыси скалились, глядя на обережницу снизу вверх. Дневной свет не причинял им вреда.
Осенённые.
Лесана перехватила меч и с сожалением подумала, как бы сейчас пригодился оставленный в повозке лук. Ну да что уж теперь. И она неторопливо начала спускаться. Спешить нельзя — оскользнется нога, поедет по гнилым прошлогодним листьям. А коли упадешь, на ноги уже не встанешь. Не дадут.
Хищники глядели на приближающегося человека и медленно пятились. Оставлять добычу им не хотелось, но преследовательница смущала. Одета, вроде, как простая баба, а по повадке, по отсутствию страха, по оружию в руках — Охотница.
Один из котов предостерегающе зашипел и пригнулся к земле, делая ещё один осторожный шаг назад. Второй последовал его примеру — отступил. В звериных глазах горела глухая ненависть, смешанная со страхом. А ещё через миг оба хищника развернулись и бесшумно ускользнули в чащу.
Только теперь Лесана перевела дух и повернулась к Люту, который тихо рычал поодаль:
— Хоть шаг в сторону сделаешь — упокою, — сказала она. — Терпи. Ты сытый.
Обережница спустилась к Белаве, разорвала рубаху и осмотрела оставленные когтистой лапой раны. Шрамы останутся. Ну да ничего. Главное — жива.
Пальцы Осенённой охватило голубое сияние, и она провела ими по растерзанной плоти, щедро отдавая Дар. А когда убрала руку — кровавые борозды на нежном теле затянулись тонкой розоватой кожицей.
Лесана благоразумно срезала окровавленную ткань, отшвырнула её подальше, а на девушку набросила свою свитку. Укутала поплотнее и лишь после этого сняла ошейник с Люта:
— Перекидывайся.
С земли он поднялся уже человеком. Ругающимся сквозь зубы, шипящим от боли и заливающимся слезами. Пришлось снова завязывать ему глаза, на этот раз новым обрывком рубахи, которая теперь едва прикрывала Лесане колени.
— Поднимай, — приказала обережница.
Но Лют вместо этого снял с себя плащ и набросил ей на плечи.
— Вот дура же, Хранители прости! — сказал он с чувством. — Вот какая же, Встрешник тебя разбери, дура! А если бы у них тут засидка была? А если бы завели далеко? А если бы я с ними заодно оказался?
Он встряхнул её:
— Вот есть же бедовые девки!
Лесана высвободилась.
— Поднимай.
Он послушался, подхватил Белаву на руки и снова с сожалением вздохнул:
— Вкусно пахнет.
Лесана куталась в плащ, думая о том, как сейчас они вернутся к обозу и как на неё будут смотреть сопутчики, не знавшие, что с ними рядом едет Осенённая.
Сделалось тоскливо.
— Веди, — ворчливо сказал Лют. — Я ж не вижу ничего.
— Зато нюхаешь за десятерых, — усмехнулась обережница, но всё-таки взяла его за плечо и подтолкнула вперёд.
Когда достигли обоза, люди там уже понемногу успокоились. Все, кроме Стогнева. Тот мял на груди рубаху и словно никак не мог сделать вдох. Знать, сердце заходится.
Кресень с разодранной ногой, которую мало-мальски спас новый крепкий сапог, сидел на краю телеги и поливал рану отваром из фляги. Верно. Кошачьи когти ядовитые — не промоешь травами, уже к вечеру мясо вспухнет, загноится, а там и до горячки недолго.
Тамир уже очертил обережный круг вокруг всего поезда, упокоил двоих ещё дышащих рысей и теперь рылся в мешке с настойками, силясь найти хоть что-то для Стогнева.
— О, Белава жива? — удивился колдун и тут же добавил, обращаясь к Лесане: — Отцу её помоги, еле дышит.
Лют уложил девку в повозку, а сам устало опустился на землю. Пахло кровью — звериной и человеческой, потом, железом, землёй, весной…
Стогнев сделал вздох похожий на всхлип и, наконец, разрыдался от облегчения и отхлынувшей боли. Дочь его всё никак не могли привести в чувства — девушка так и лежала без памяти. Небось, не скоро теперь очнется.
Обережница устало опустилась на телегу рядом с Кресенем и спросила:
— Помочь?
Он ответил:
— Шить надо.
Девушка поглядела и кивнула. Надо.
Она слегка уняла вою кровь, после чего Тамир сноровисто стянул края раны оленьей жилкой, продетой в иглу. До города хватит. А там целитель есть.
Долгое время люди не могли опомниться. Сидели в повозках, боялись даже на землю ступить, не то что выйти за пределы очерченного круга. Чего уж говорить о том, чтобы идти в чащу за водой и дровами для ночлега!
