«Се, гряду скоро, и возмездие Мое со Мною, чтобы воздать каждому по делам его. Я есмь Альфа и Омега, начало и конец, Первый и Последний…»
* * *
Когда доложили о стрельбе на улице и исчезновении со связи одного из патрулей в жилой зоне сектора, штабу не пришлось даже отдавать новый приказ. Операторы беспилотников, не дожидаясь распоряжения, мгновенно направили дроны к месту события, где увидели расстрелянный патруль, а рядом — одинокого человека в длинной черной одежде и с автоматом.
Первым порывом штабных было блокировать недобитка, но все-таки сдержались, сообразили связаться с рейдерами.
— Не вздумайте! — ошарашили те. — Любой патруль, пеший или на обычной машине, он пройдет, не заметив. Людей пожалейте. От брони тоже толку не будет — свалит в здание, лови его там. Убирайте людей с дороги, следите с беспилотников и выводите на него ударный вертолет. Мирняку разошлите приказ лечь на пол и не высовываться. Кто не послушается — тому светлая память.
* * *
Энтони Кирш, священник церкви КорпДуха и миссионер, искренне считал, что вера помогает людям преодолевать трудности, укрепляет и поддерживает. Он действительно любил своих прихожан и всеми силами старался самоотверженно и честно нести духовное служение. Утешал отчаявшихся, воодушевлял сомневающихся… Для многих сотрудников, особенно низовых, жизнь в корпорации не была сладкой, это он знал по себе.
Оттого патер прикладывал все усилия, чтобы паства находила в церкви не только духовную поддержку, но и материальную, если получится. Оттого и был его приход, хотя и многолюдным, однако совсем бедным — собранные пожертвования постоянно шли не на нужды храма, а на нужды прихожан. У низов много нужд — то кто-то заболеет, то умрет, то нужно помочь с пропуском, то с подарками детям на какой-нибудь светлый праздник. Людей надо укреплять в вере, одними словами этого не достичь.
К сожалению, братья-миссионеры не особо поддерживали таких, как Кирш, их больше заботили сборы пожертвований и пополнение церковной казны. Над Энтони же в основном посмеивались, особенно когда он делил с паствой скудные переводы из диоцеза. Однако в помощи (если она не касалась денег) не отказывали, все-таки ценили, что своей работой он привлекает новых прихожан.
Сюда, в двести десятый сектор, Энтони приехал, ведомый желанием пообщаться с отчужденцами. Здесь ремонтировали приход и для тяжелых грязных работ наняли людей из-за Периметра. Этих-то бедолаг патер и собирался обратить в веру, чтобы помочь им обрести мир и утешение.
Увы, прибыв, Энтони попал в объявление ЧС и очистку улиц от прохожих. К счастью, храм, в который он следовал, располагался поблизости. Падре зашел туда переждать неразбериху, а дверь открыл универсальным ключом, который был у каждого служителя КорпДуха.
Внутри оказалось пусто и тихо. Голографические проекторы выключены, акустика тоже, потому осталось только истинное, не наносное — белые стены, кафедра для проповедей да ряды скамей. Только у входа возвышались стопы приготовленных для ремонта материалов, а вместе с ними батарея газовых баллонов и большая бочка горючего для генератора. Впрочем, они были аккуратно накрыты чистым тентом и оттого не нарушали очарование благолепия.
Пользуясь случаем, Энтони решил помолиться за тех, кто в этот страшный день стоял на защите людей, за тех, кто нуждался в защите сам, за тех, кому уже не помочь, и в том числе за отчаявшиеся, полные тьмы души виновников случившегося.
Да, другие пастыри его бы не поняли.
Священник сел на самую первую скамью и закрыл глаза. Истинно верующему не нужны голограммы и торжественные гимны, не нужно горение свечей и сияние стробоскопов. Все, что ему нужно — вера. Она у Кирша была. Потому он молитвенно сложил руки и стал просить КорпДуха о помощи и снисхождении к несчастным испуганным людям.
* * *
— Он чего там забыл?! — завопил оператор беспилотника, следящий за террористом. — С хуя в церковь-то поперся?
— Не знаю, — рейдер-консультант перевел изображение себе на визор, после чего быстро вызвал график работы храма, а также отчет патрульных и довольно продолжил: — Всё норм. Настоятель ушел, когда объявили ЧС, паству тоже распустил по домам. Так что, наоборот, все удачно складывается. Людей там нет. А здание все равно перестраивать собираются.
* * *
Высокая дверь открылась бесшумно. В храме оказалось пусто. Никого. А раз никого, то зачем Господь сподобился привести его именно сюда? Тереза задумчиво и несколько разочарованно осмотрелся. Выглядело все… не по-корповски. В узкие высокие окна лился свет с улицы, ложась яркими полосками на скромные обшарпанные скамьи, отражаясь от белых стен. Это было красиво. Настоящее умиротворение. И еще тишина.
— Я есмь Первый и Последний, и живый; и был мертв, и се, жив во веки веков, аминь; и имею ключи ада и смерти, — сообщил негромко Тереза, надеясь, настроить диалог с богом и получить ответ.
К его удивлению, звук не растаял в огромном пространстве церкви, а, отразившись от стен, взмыл к высокому потолку.
— Блажен читающий и слушающие слова пророчества сего и соблюдающие написанное в нем; ибо время близко, — снова заговорил кролик и тут же перехватил автомат: впереди на скамье, стоявшей недалеко от высокой трибуны, что-то зашевелилось.
— Се, грядет с облаками, и узрит Его всякое око и те, которые пронзили Его; и возрыдают пред Ним все племена земные, — вдруг негромко отозвался незнакомый голос.
Тереза остановился и слегка склонил голову к плечу. Любопытно. Считать ли человека, знающего Писание, знаком Господним?
— Брат мой, — навстречу кролику поднялся маленький старичок в черной сутане и нелепых круглых очках, одна дужка которых была сломана и обмотана скотчем. — Откуда тебе знакомы слова…
Старик осекся и близоруко прищурился, с удивлением всматриваясь в распятие, висящее на груди «брата», а затем в автомат у него в руках.
— А тебе? — спросил Тереза, усмехнувшись при виде логотипа «Амилайта» на груди говорящего. — Вы же тут не Господу молитесь. Откуда ты знаешь Писание? Вроде ж Святая Книга вам запрещена. Или ты по служебной необходимости почитываешь? Но ведь там про КорпДуха ни слова.
Маленький священник моргнул, однако вместо того, чтобы испугаться, упасть на колени или пуститься наутек, сказал со спокойной уверенностью:
— У Бога сотни имен. Какая разница, как обращаешься к Нему, если соблюдаешь Его заповеди? И нет, Библия не запрещена, — здесь он вздохнул. — Просто никому не интересна.
Тереза усмехнулся:
— Это вы-то соблюдаете?
— Человек грешен, — извиняющимся голосом признал собеседник и мягко заметил, кивая на оружие: — Ты ведь тоже пришел сюда не с миром.
— Имею ключи ада и смерти, — напомнил многозначительно кролик.
— Тогда «блаженны мертвые, умирающие в Господе», — кротко ответил священник, а потом спросил: — Я сяду, можно? Ноги болят.
