— До свидания. — Я покинула кабинет, занятая
своими мыслями. В коридоре я взглянула на часы. Через двадцать минут у Андрюши
обеденный перерыв — если я возьму такси, то успею перехватить его у проходной.
Я приехала даже раньше, устроилась на скамейке, откуда были
хорошо видны массивные двери, достала зеркало, подкрасила губы, рука с губной
помадой неожиданно замерла, а я со странным чувством принялась разглядывать
свое лицо. Короткий нос, пухлые губы с красивым рисунком, едва заметная ямочка
на подбородке, высокий лоб, большие глаза медового цвета с темными крапинами
ближе к зрачку. Муж говорит, глаза у меня рысьи, наверное, так оно и есть…
Длинные волосы, темные брови и ресницы, прибавьте довольно смуглую кожу, в
начале лета она выглядит так, будто я только что вернулась с курорта в
тропиках. Косметикой я не пользуюсь, у меня и так слишком яркое лицо. Слишком
яркое, слишком правильное, слишком красивое… Стоп, о чем это я? Допустим, мне
делали пластическую операцию. Ну и что? Допустим, немного подправили то, что
было отпущено мне богом… Как я выглядела раньше, какой я была? Хотя бы раз
увидеть свое лицо… Что за глупости, вот оно, мое лицо. Я даже толком не знаю,
была пластическая операция или нет, и нечего фантазировать.
Я торопливо убрала зеркало и в тот же миг увидела своего
мужа, он как раз выходил из дверей, замер на крыльце и быстро огляделся. Он
всегда так делает. Когда я обратила на это его внимание, он засмеялся и сказал,
что это профессиональное. В Екатеринбурге муж работал в спецподразделении по
борьбе с организованной преступностью, а здесь устроился охранником в
Горводоканале. Конечно, работа для него совершенно неподходящая, но он
утверждал, что она ему нравится, а главное — график позволял нам много времени
проводить вместе. Официального обеденного перерыва у него нет, поэтому он не
приезжает домой, а обедает в кафе, прямо напротив Горводоканала. Сейчас он
направился туда.
— Андрей, — окрикнула я, он обернулся, а я
бросилась ему навстречу.
Светлые, коротко стриженные волосы, крупные черты лица,
темные очки. Казалось, лицо его высечено из гранита, впечатление усиливал
высокий рост и сложение боксера-тяжеловеса (Андрей в самом деле занимался
боксом, правда, довольно давно, он даже выиграл какое-то первенство. Жаль, что
все его призы потерялись с тем контейнером). Андрей улыбнулся, увидев меня,
снял очки, и лицо его мгновенно переменилось: ярко-синие глаза смотрели на меня
с нежностью.
— Привет, малыш, — сказал он. — Ты откуда?
— Из больницы, — ответила я, хватая его за
руку. — Пообедаем вместе?
Он торопливо взглянул на часы, а потом перевел взгляд на
стоянку, где была наша машина.
— Давай-ка домой.
— Там только пельмени, — предупредила я. — Я
с десяти утра в больнице и…
— Я обожаю пельмени, — кивнул он, и через пять
минут мы уже выезжали на проспект. — Ты была у врача? — спросил он.
— Да.
— Есть новости?
— Пока нет… — Я неожиданно смутилась, отвела взгляд,
Андрей повернулся, весело подмигнул и поцеловал меня в висок.
— Все будет хорошо, — сказал он уверенно.
— Врач то же самое говорит…
— Вот видишь.
Мы въехали во двор и вскоре тормозили у подъезда, лифт не
работал. Бегом мы поднялись на второй этаж, Андрей распахнул дверь, втолкнул
меня в прихожую и торопливо обнял.
— Я соскучился, — сказал он с улыбкой.
— А как же пельмени? — усмехнулась я.
— Ну их к черту…
— Андрюша, мне делали пластическую операцию? —
спросила я, торопясь приготовить ему бутерброды. Он пил кофе из большой чашки,
одновременно стараясь попасть ногой в ботинок.
— Что? — спросил он.
— После аварии мне делали пластическую операцию? —
Голос мой дрогнул, и взгляд я отвела, хотя изо всех сил старалась, чтобы вопрос
прозвучал как бы между прочим.
— Пластическую операцию? — Андрей выглядел
озадаченным. — После операции у тебя на лице оставалось несколько шрамов,
их убрали. Я не знаю, можно это назвать пластической операцией?
Он оставил в покое ботинок, вернулся в кухню, швырнул в
мойку чашку и обнял меня за плечи.
— Почему ты спросила?
— Я очень изменилась после операции? — Он
пристально смотрел мне в глаза, словно хотел прочитать мои мысли.
— Что случилось? — легонько тряхнув меня за плечи,
спросил он.
— Ничего, Андрюша, в самом деле ничего.
— Тогда откуда вдруг этот вопрос?
— Не знаю, — соврала я, неизвестно чего
испугавшись. — Иногда мне кажется, это вовсе не мое лицо.
— Чепуха. Что значит — не твое?
— Ты не ответил на мой вопрос: я очень изменилась?
— Стала ещё красивее, вот и все.
— Я очень изменилась? Поэтому у нас нет ни одной
фотографии?
— О господи, Аня, у нас нет фотографий, потому что они
были в контейнере, я тебе сто раз рассказывал…
— Извини, — пролепетала я. — Бутерброды
готовы.
— К черту бутерброды. И что это за дурацкое «извини»?
— Я вижу, не стоило мне спрашивать… Пожалуйста, прости
меня… Представляю, как тебе надоели мои вопросы и… — Слезы брызнули из моих
глаз, и я пробормотала отчаянно:
— Я ничего не помню. Я совершенно ничего не помню, так
не бывает, Андрюша.
— Тихо, тихо, тихо, — зашептал он, прижимая меня к
груди. — Ты все вспомнишь, это вопрос времени. Ты обязательно все
вспомнишь. Ты говорила об этом с врачом?
— Я хотела, но… все это так по-киношному, точно
мелодрама какая-то, я ничего ему не рассказала.
— Ему? Разве твой врач не женщина?
— Меня направили к травматологу, я пожаловалась на
головные боли и… — Муж взглянул на часы.
— Подожди секунду. — Прошел к телефону, торопливо
набрал номер. — Саша, подмени меня с обеда… да… жена плохо себя чувствует…
— Я хорошо себя чувствую, — вздохнула я, когда он
вернулся в кухню.
— Да? Значит, я постараюсь, чтобы ты чувствовала себя
ещё лучше. — Он подхватил меня на руки и слегка подбросил, а я взвизгнула
от неожиданности. — Я люблю тебя, — шепнул он. — Почему ты
ничего не сказала мне об этом травматологе?
