Следующие два дня мы провели за городом на даче Андрюшиного
друга. Друг Андрея сам ездил сюда очень редко, и дача практически была в нашем
полном распоряжении, маленький двухэтажный домик на окраине деревушки,
затерявшейся в лесу. Весь день шел дождь, мы сидели на веранде обнявшись и были
абсолютны счастливы.
— Хочешь почитать или посмотреть телевизор? —
поинтересовался Андрей.
— Нет, — покачала я головой и спросила, помедлив:
— Тебе не скучно со мной?
— Мне? — Он так удивился, что мне на какое-то
мгновение стало стыдно. — Что за вопрос?
— Ты ушел с хорошей должности, работаешь охранником.
Разве тебя может устраивать такая работа?
— Меня очень устраивает график. Сутки отдежурил, двое
дома. Я хочу быть с тобой, ты не знала? — Опять его голос изменился, точно
я сказала что-то обидное.
— У нас нет друзей… по крайней мере, к нам никто не
приходит, и мы за эти полгода ни разу ни у кого не были. У меня нет подруг…
— По-моему, у тебя неплохие отношения с Валентиной (это
наша соседка).
— Неплохие, — согласилась я. — Она иногда
заходит, и мы с ней пьем чай… Но это ведь совсем не то.
— Я понял. Ты выздоровела и хочешь жить нормальной
жизнью. Мне стоило раньше об этом подумать и…
— Андрюша, — позвала я, он замолчал, настороженно
глядя в мои глаза. — Андрюша, я думаю… — Я на мгновение зажмурилась, но решила
договорить до конца:
— Я думаю, дела мои плохи, ты действительно любишь
меня, я знаю… и… я скоро умру?
— Что? — Глаза его расширились от изумления,
несмотря на трагизм ситуации, выглядел он комично, я едва сдержалась, чтобы не
фыркнуть. — Что за сукин сын тебя надоумил? — Он вскочил с дивана,
отшвырнул стул и так посмотрел на меня, что я на какое-то мгновение испуганно
замерла, а потом принялась оправдываться.
— Прости меня, врач вел себя так странно… и я подумала…
Андрюша, ты такой добрый, нежный, ты так терпелив со мной, я решила, что ты…
как бы это сказать, ты хочешь, чтобы я была счастлива…
— Вот именно, — ввернул он.
— Нет, я имею в виду, ты жертвуешь собой, чтобы я в
свои последние дни… — И тут он сделал то, что разом отбило у меня охоту
продолжать всю эту чушь: он расхохотался, он хохотал так весело и заразительно,
что я мгновенно поверила: моя близкая кончина отменяется.
— Я твоему травматологу морду набью, — заявил он,
сел рядом, обнял меня и вздохнул. — На самом деле все гораздо проще. Когда
случилась авария, я точно спятил, полгода жуткого страха, от которого
невозможно избавиться. Все кончилось хорошо, но страх никуда не ушел. Он всегда
со мной. Я боюсь, что, если оставлю тебя хоть на несколько часов одну,
непременно что-нибудь случится. Я извожу себя этими мыслями и не могу думать ни
о чем другом. Ты сама знаешь: с работы я звоню каждый час, просто замечательно,
что я сторож, на какой ещё работе потерпели бы такое? Я хочу быть с тобой, по
возможности, всегда, и мне никто больше не нужен, мне хорошо, когда ты рядом,
спокойно и хорошо, и я совершенно не нуждаюсь в дружеских компаниях… Конечно,
это чистой воды эгоизм, я прекрасно понимаю, но мне, как и тебе, нужно время,
все это пройдет само собой, и тогда мы ничем не будем отличаться от других. А
пока…
— Я так люблю тебя, — сказала я и в этот миг была
совершенно счастлива.
* * *
В пятницу в десять утра раздался звонок, звонил тот самый
врач-травматолог.
— Анна Ивановна?
— Да, — испуганно отозвалась я.
— Простите, что беспокою вас. Не могли бы вы подойти ко
мне в понедельник? Я принимаю с двух часов.
— А что случилось? — Мой голос звучал так тонко,
что вовсе не походил на мой обычный голос.
— Ничего страшного, уверяю вас. Я показал ваши снимки
очень хорошему специалисту, и у нас возникли вопросы.
— Какие вопросы? — Я совершенно ничего не понимала
и оттого начала злиться.
— Вы уверены, что попали в аварию? — Сердце у меня
застучало так часто, что на мгновение перехватило дыхание.
— Что вы имеете в виду? — справившись с собой,
спросила я.
— Вы помните, как произошла авария? — тщательно
выговаривая слова, точно забивая гвозди, задал он очередной вопрос.
— Что вы имеете в виду? — повторила я, голос
сорвался, я тряхнула головой и опустилась в кресло.
— Пожалуйста, не волнуйтесь, — очень ласково
заговорил он, как будто видел мое состояние. — Это самые обычные вопросы.
У вас была травма головы, иногда после этого наступает частичная амнезия,
потому я и спрашиваю: вы помните саму аварию?
— Нет, — подумав, ответила я. — Я помню, как
очнулась в больнице.
— В Екатеринбурге?
— Да.
— Хорошо. — Я мрачно усмехнулась, прикидывая: чего
хорошего он усмотрел во всем этом. — Анна Ивановна, я вас попрошу о нашем
разговоре пока никому не рассказывать.
— Что вы имеете в виду? — Я опять перепугалась.
— Вы живете с мужем, так? Не стоит лишний раз его
беспокоить, пока мы не разберемся со всем этим. Я жду вас в понедельник. Всего
доброго.
Короткие гудки надоедливо повторялись, а я сидела в кресле,
не в силах пошевелиться.
— Господи, что это такое? — пробормотала я, потом,
точно очнувшись, набрала код Екатеринбурга. Мама сняла трубку после второго
гудка.
— Анечка? Здравствуй, дочка. — Голос её звучал
нежно. Я зажмурилась, изо всех сил пытаясь представить свою мать. Я знаю, она
невысокого роста, седые волосы (сказались обрушившиеся на неё переживания),
карие глаза, смуглая кожа (Андрей говорит — мы похожи). Я просила её прислать
фотографию, но мама не может надолго оставлять отца, и на то, чтобы
сфотографироваться, у неё просто нет времени. «Идиотская отговорка», —
прошелестело в моем мозгу. Впрочем, какая разница: есть фотография или нет? Это
моя мама.
— Мамочка, — начала я, вышло у меня как-то
испуганно, — пожалуйста, расскажи мне об аварии.
— Что случилось, деточка?
— Ничего. Я просто хочу знать.
— Аня, мне так тяжело вспоминать все это… Ну хорошо…
Что тебя интересует?
— Как это произошло?
