— Что ж… Андрей Шульгин и братья Арсеньевы находились в
училище в одно и то же время. Шульгин внезапно исчезает в Белоруссии, а я
становлюсь его женой. Значит, где-то пути Шульгина вновь пересеклись с одним из
братьев, и тот решил, что бывший сокурсник неплохое прикрытие… Если исходить из
того, что Андрей честный человек, значит, мой муж — Странник.
— И что теперь? — очень серьезно спросил Вадим.
— В каком смысле? — удивилась я. Он закинул ногу
на ногу, глядя на меня весьма сердито, а потом усмехнулся.
— Я понимаю твое желание тянуть время, но проделывать
это до бесконечности невозможно. У моего начальства уже истощилось терпение. Ты
живешь здесь достаточно долго, с тобой возятся как с малым ребенком, и тебе уже
давно пора вспомнить, если ты, конечно, не хочешь оказаться в тюрьме с
перспективой пожизненного заключения.
— Думаю, до этого не дойдет, — почесав переносицу,
заметила я. — Думаю, я скончаюсь тут же от сердечного приступа.
— Да? — Он попытался, чтобы «да» прозвучало
иронично, но вышло раздраженно.
— Да. — Я кивнула. — Видишь ли, пожизненный
срок или любой другой, решает суд. Очень сомневаюсь, что кто-то, например ты,
всерьез желает, чтобы я предстала перед судом.
— И после этого ты хочешь убедить меня в том, что
ничего не помнишь? — Он поднялся с кресла и, перегнувшись через стол,
заглянул мне в глаза.
— Память — странная штука, — пожала я
плечами. — Иногда воспоминания приходят в самый неожиданный момент.
— Это что, угроза? — засмеялся Вадим, и я в ответ
тоже засмеялась.
— Ты в самом деле думаешь, что я могу кому-то угрожать?
После этого разговора наши отношения заметно ухудшились.
Теперь целыми днями я сидела в комнате в полном одиночестве, Вадим заходил на
несколько минут, обычно утром, с вопросом: «Как ты себя чувствуешь?» Охраны в
доме прибавилось, пищу мне теперь приносил охранник, а дверь запиралась на
ключ. Впрочем, эти предосторожности носили скорее демонстрационный характер,
вряд ли кто-то всерьез верил, что я смогу покинуть дом, я-то уж точно не
верила.
Прошло три дня. Утром Вадим вошел без стука и с порога
сказал:
— У тебя максимум неделя.
— На то, чтобы вспомнить? — хмыкнула я.
— Именно. Лучше тебе поторопиться и не испытывать чужое
терпение.
Я попросила книг, мне отказали, телевизор отсутствовал, и
выходило, что моя комната — та же камера-одиночка, правда, с прекрасным видом
из окна, а это дорогого стоит. Видом я и наслаждалась, сидя в кресле и
размышляя. Может, они считали, что одиночество и безделье для меня наказание, а
вот я особых неудобств не испытывала, мне было над чем подумать.
Неделя прошла, Вадим не появлялся, и все словно забыли об
ультиматуме. В тот вечер я легла поздно, а заснула почти сразу же, и мне вновь
приснился сон: лестница, комната наверху, но в этот раз я смогла как следует
разглядеть холл и резные перила. Я видела мельчайшие детали, испытывая странное
удовлетворение, как будто это было очень важно для меня. Поднялась по лестнице,
вошла в комнату, огляделась, не включая света, и вздрогнула… Кто-то положил
руку мне на плечо. Я проснулась и тут же зажмурилась, мне светили фонариком в
лицо.
— Вставай, — сказал Вадим.
— А что за нужда в фонаре? — удивилась я. — У
нас что, свет выключили?
— У тебя три минуты на то, чтобы одеться.
Я оделась быстрее, трое вооруженных мужчин, не считая
Вадима, бдительно следили за этой процедурой. Затем на меня надели наручники.
— Не хочешь объяснить, что происходит? — все-таки
задала я вопрос.
— Я просил не испытывать чужое терпение, но ты не вняла
совету.
— И что теперь?
— Скоро узнаешь.
Возле дома нас ждал микроавтобус, шторы на окнах опущены,
охрана расположилась по обеим сторонам от меня, Вадим сел напротив. Очень может
быть, что меня пристрелят в каком-нибудь безлюдном месте, но если честно, я в
это не верила.
Тяжелые ворота раздвинулись, и микроавтобус выехал на
асфальтированную дорогу, в лобовое стекло я видела, как свет фар рассекает
темноту ночи. Вадим наблюдал за мной из-под полуопущенных ресниц, симулируя легкую
дрему, меня это позабавило, и, решив не оставаться в долгу, я устроилась
поудобнее, закрыла глаза и в самом деле вскоре уснула.
Машина резко затормозила, а я, открыв глаза, сонно
посмотрела вокруг. По-прежнему было темно, ехали мы полчаса, не больше, а где
находимся в настоящий момент, не разглядеть.
— Приехали? — зевнув, спросила я Вадима, он не
ответил. Боковая дверь микроавтобуса распахнулась, показался мужчина в
камуфляже и маске, внимательно посмотрел на всех по очереди и удовлетворенно
кивнул. После этого мы покинули микроавтобус.
При свете прожектора я смогла увидеть деревянный одноэтажный
дом под шиферной крышей, какие-то хозяйственные постройки, забор, прямо за ним
начинался лес. За моей спиной ворота, песчаная дорога вилась между высоченных
сосен, впрочем, видела я это несколько секунд, ворота закрыли, и теперь
любоваться я могла двором с микроавтобусом в центре, резным крыльцом и колодцем
справа, ближе к забору. Вне всякого сомнения, это загородный дом, а чтоб
пристрелить человека, совершенно необязательно тащить его в обжитое место.
Один из охранников легонько толкнул меня в плечо и сказал:
— Пошли.
Мы поднялись на крыльцо, а мне вдруг пришло в голову, что
происходящее отдает дешевым боевиком.
Дом внутри казался больше, чем снаружи, меня провели узким
коридором в комнату без окон, охранник кивнул на кровать в углу, но наручники
не снял. Как видно, режим содержания решено было ужесточить.
В комнате, кроме железной кровати, застеленной армейским
одеялом, в одном углу находился умывальник, в другом унитаз за ширмой.
Обстановка, близкая к спартанской. Дверь за мной закрылась, и ключ дважды
повернулся в замке.
В этой самой комнате я провела что-то около двух суток,
точнее определить затрудняюсь, меня четырежды кормили, надо полагать, утром и
вечером. В двери было проделано узкое окошко, с той стороны запиравшееся на
щеколду. Оно открывалось, я протягивала руки, наручники защелкивались на
запястьях, и я получала свою миску с едой. С моей точки зрения, все это было
страшно глупо, но высказываться я не спешила.
Вадим появился только однажды, вошел, огляделся, сообразив,
что сесть ему негде, нахмурился, точно это обстоятельство явилось для него
сюрпризом, и, кашлянув, сказал:
— Привет.
