Как ни старались прибывшие сделать это тихо, на звук вылезла Фаня и отправилась поговорить с сестренкой. Главный вопрос — где разместятся Толик и Луиза — до сих оставался подвешенным.
На обратном пути Фаня заметила Ника.
— Они останутся спать в машине, — сказала она то, что волновало обоих.
Ник без сил опустился на корточки. Фаня так же присела рядом. Боль каждого не нуждалась в объяснениях, ничего не надо было говорить, оба все понимали. Его любимая — с другим, ее любимый — с другой. Общая боль связывает сильней общей радости.
Ник вдруг понял, что оставаться один сейчас не может. Идти в палатку к Рите и новым проблемам? Увольте.
— Погуляем? — Он показал Фане на подсвеченный месяцем берег, куда только что отказался идти с Ритой.
Но он был там с Анфисой, потому что она сказала: «Мне плохо, тебе тоже плохо», и это сблизило.
Фаня молча поднялась и взяла его под руку. Они брели вдаль, словно дети, которые потерялись в бесконечности мироздания. Фаня прижималась все сильнее, шаги подстроились, ноги теперь двигались синхронно.
— Коля, за шашлыками обсуждали тему рая на Земле, который кончился неким катаклизмом, и что человек — вирус. Как думаешь, что будет в будущем: возвращение в рай, или у планеты сработает иммунитет?
— Если человек — вирус, то он же одновременно лекарство. Он сам себя уничтожает в количествах, которые не снятся антибиотикам.
— Значит, рай? Ну, если человечество все сделает правильно?
— Чтобы что-то правильно сделать, сначала нужно научиться правильно думать, и по правильным желаниям принимать правильные решения.
Ник поморщился: ну и формулировочка выродилась. Но Фаня мысль уловила и даже сделала вывод.
— Достаточно, чтобы все думали правильно, это и был бы рай.
— Скажу больше и короче: достаточно, чтобы все думали.
Оба снова замолкли.
Они шли по линии разграничения песка и травы. Во время сильного ветра сюда доходили волны, а сейчас сухой песок поскрипывал под ногами, озерная гладь поблескивала и подмигивала. Тишина пыталась дарить покой, которого жаждали души.
Ник взялся за вторую из волновавших его тем, чтобы на время забыть о первой.
— Ничего странного вокруг не заметила?
— Для меня в этом мире все странно. Странно, что я еще не свихнулась.
— Я видел невидимку, — честно сказал Ник.
Фаня ничуть не удивилась.
— Луиза только что про такое рассказала. Но они не видели, а почувствовали. Луиза была за рулем. Ехали через поле. Вдруг — сильный удар, вопль, и тишина. Толик дернул ручник, машина встала. Огляделись — в свете фар пусто, по бокам тоже. Толик обошел машину, посветил телефоном, заглянул под днище. Ничего. Но не зря остановились — нашлись пропавшие шампуры. Просто валялись в поле.
— С мясом? — не удержался Ник.
Собаки мясо съедят сразу, а пришелец из другого мира, внеземного или параллельного…
Неизвестно, зачем ему мясо. Но кража шампуров оказалась не шуткой, значит, возможны варианты.
Фаня отрицательно мотнула головой:
— Пустые. Когда Луиза вновь тронулась, машину тряхнуло, будто через кочку переехала. Естественно, в голову пришло, что через кого-то. Но поле, говорит, было ровным. Толик переключил коробку передач так, чтобы включилась камера заднего вида, но сзади не оказалось ничего, кроме пустоты. В общем, сплошная мистика. А что видел ты?
Ник вкратце рассказал. Фаня кивнула, ни вопросов, ни удивления не последовало. Словно и не слушала. Может, и правда, не слушала, думая о своем, потому что раздалось:
— Коля, о чем ты мечтаешь?
Со времен первой встречи Фаня звала его Колей, как родители. Он не возражал. Было время, когда современное и казавшееся весомым «Ник» нравилось больше и заставляло представляться только так. Сейчас теплое родное «Коля», пришедшее из детства, грело и будто гладило по голове, при этом грудной голос Фани пробирал до мурашек по коже. Обволакивающий тембр, сейчас вовсе не направленный на достижение женских целей, все равно мешал сосредоточиться. Даже в страдании Фаня оставалась истинной женщиной, бессмысленно источая флюиды искушения в пустоту и покоряя то, что не требовалось. Ни ей, ни ему.
Задумавшись о прозвучавшем вопросе, Ник не придумал ничего, что выразило бы чувства. Он сказал просто:
— Как все. Мечтаю о простом человеческом счастье.
— И о любви?
Напоминание всколыхнуло боль.
— Как думаешь, мечты сбываются? — не дождавшись ответа, добила Фаня.
— Хочешь узнать, верю ли я в чудо? Да. Иначе зачем это все? — Свободной рукой Ник обвел притихший мир.
— Ты, Мирон и Аскер — вы трое мечтаете об одной. Если бы мечты сбывались — разве ваша мечта имеет шанс осуществиться?
Ник резко развернулся.
— Пойдем обратно.
Рука Фани вновь зацепилась за его локоть, но недавняя теплота исчезла. Теперь каждый думал о своем.
Шли молча. Чем ближе оказывался лагерь, тем труднее взгляд сосредотачивался на чем-то другом, кроме блестевшего силуэта машины. Ноги сами вели к ней, а не к палаткам. Фаня сделала вид, что не замечает, куда ведет Ник. Впрочем, ответа, кто вел, а кто велся, не существовало, в их паре оба были лицами заинтересованными.
— Кажется, Бердяев сказал, что ожидание чуда есть одна из слабостей русского народа, — пустился Ник в рассуждения в тщетной попытке отвлечься. — Я типичный русский. Это ответ на твой вопрос. Неважно, что нечто невозможно. Я русский. Пусть немцы руководствуются логикой, евреи — расчетами, а я буду верить и ждать. Кстати, что расчетливая еврейская кровь в тебе говорит по поводу твоего предмета обожания?
Фаня вздрогнула.
— Ты о Толике?
— Разве твоя мечта более осуществима, чем нелогичная моя?
— Смотря что подразумевать под мечтой.
— Быть вместе, — сказал Ник.
— Мы и так вместе. Не хмыкай, моя мечта быть рядом сбылась, я — рядом.
— Не в том смысле.
— Но рядом, — упрямо повторила Фаня. — Я вместе с ним радуюсь, когда ему хорошо, и помогаю, когда у него проблемы. Я намного счастливей тебя — тебе плохо в обоих таких случаях. Ты не помог бы Луизе остаться наедине с другим, как бы ей этого ни хотелось. Ты делаешь то, чего хочешь сам. Когда мечты разбиваются о реальность, тебе больно. По сравнению с тобой я могу считать себя счастливым человеком.
Оба снизили голос до шепота, ноги старались ступать неслышнее.
— Не понимаю, — признался Ник. — Это не любовь, этому даже нет названия.
Фаня укоризненно покачала головой:
— Это и есть любовь.
